Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мама, скажи, – осторожно начала Лора, пригубляя приготовленный Барбарой душистый чай. – Я в детстве была… ммм… хорошим ребенком?
– Ты была чудесной девочкой! – произнесла Барбара с упреком в голосе.
– Я не падала с высоты, например? Не получала каких-либо травм головы?
– И падала, и получала, как все нормальные дети.
Лоре показалось, что взгляд матери вместо упрекающего стал испуганным.
– А как я вела себя с другими детьми? – продолжала допрос Лора.
– Примерно так же, как и со мной – высокомерно, – было ей ответом.
– Я их обижала? Била?
– Ты на них практически не обращала внимания. А в школе уже побили тебя, «чтоб не выпендривалась», как они потом объяснили.
– А я? Я им отомстила потом?
– Нет, мы просто перевели тебя в другую школу, и там ты уже была осторожнее, держала свое превосходство при себе.
– Понятно-о, – протянула Лора, хотя ничего понятно ей не было.
– А что это такие странные вопросы у тебя в последнее время возникают? – в свою очередь озадачилась Барбара. – То тебе чужие члены мерещатся, то вдруг в детство решила удариться! Замуж пора, – резонно заключила мать.
– В «детство ударяются» вышедшие из ума старики, я просто хочу понять, нормальным ли я была ребенком.
– Не очень. Но точно нормальнее, чем сейчас.
– Уже хорошо. Сейчас я, по крайней мере, отвечаю за свои поступки. Тогда как в детстве за меня отвечали вы, мои родители. – Лора изо всех сил старалась удержаться «в рамках» и не дать скатиться разговору к опасной черте.
– Ты меня упрекаешь в том, что ударилась где-то головой, а мы не заметили? Заметили! – Голос матери стал строгим: – Только не знали, где именно приложилась, просто на голове была огромная шишка. Но, как сказали врачи, никакого сотрясения мозга не было. Так что это не от этого.
– Что «это»?
– Твои странности. Отец в тебе души не чаял, – зачем-то прибавила она.
– А в самом-самом раннем детстве? А может, пока я была у тебя еще в животе? Ты не болела? Беременность протекала нормально?
Лора увидела, как глаза Барбары практически вылезают из орбит. В них была смертельная обида, помноженная на возмущение.
– Ты сошла с ума! Как ты смеешь задавать мне такие вопросы? Ты посягаешь на мою интимность!
– Мама, мы в двадцать первом веке, это нормальные вопросы взрослой дочери, столкнувшейся с некоторыми проблемами… м-мм, скажем так, психологического характера. Я же не спрашиваю, в какой позе ты меня зачала, меня интересуют исключительно медицинские факты. – Лора чувствовала нарастающее раздражение.
Мать покраснела от возмущения.
– Это бесстыдство, то, о чем ты меня спрашиваешь! Ты прекрасно знаешь, что мы с отцом настоящие католики и ни о каких «позах» не могло быть и речи! – Барбара была возмущена и говорила каким-то неестественным тоном, в котором звучали плаксивые нотки. – Мы просто лежали.
Лора чуть не подавилась чаем, она так фыркнула в чашку, что из нее вылетел целый сноп брызг.
– А теперь ты что, сменила веру, чтобы изучать Камасутру?
– Теперь изменились обстоятельства, – строго ответила мать.
– О’кей, будем считать, что я появилась от непорочного зачатия. Но беременность-то протекала нормально? А роды? – так же строго задала вопрос Лора.
– Все прошло нормально, как у всех. – Щеки Барбары почему-то залились алой краской, и она нахохлилась, как курица. – Я так и знала, что этим кончится! И отца твоего предупреждала! – выпалила она почти сквозь слезы.
– Чем «этим»? О чем предупреждала отца?
– Мне больше не о чем с тобой разговаривать, – категоричным тоном заявила Барбара. – У меня из-за тебя сердце схватило. – И она, забыв, с какой стороны находится сердце, ухватилась за правую грудь.
Вздохнув, Лора смирилась с фактом, что разговор получился, как всегда, бессмысленным и что больше она от матери ничего не добьется, так что поддерживать его дальше не было никакого толку.
Она задумчиво, маленькими глотками допивала остывающий чай. Отрыг сбегал за тряпочной мышкой и притащил ее Лоре на колени.
– На вот, поиграй, – улыбнулся он ей своей скуластой мордой прямо в лицо.
В дверях Лора все-таки не удержалась:
– И не забудь попробовать новую позу – на бегу, например. Ну нельзя же все лежа и лежа…
Лору грызла тоска. Смертельная. С исчезновением Беа она потеряла часть себя самой. Ту часть, которая за последние несколько месяцев стала главной. Всю свою жизнь она делила теперь на «до» Беа и «после». Глаз оживил ей душу. Не важно, воображаемым он был или реальным – для нее он оказался реальнее самой реальности. Она чувствовала его отсутствие, как говорится, всеми фибрами своей души. И не могла больше обходиться без этих дивных полетов в неведомое, полетов «во сне и наяву». И, конечно же, было невыносимо не понимать почему. Почему Беа исчезла? Что это, наказание? Если да, то за что? А может, испытание? Что она должна сделать, чтобы ее вернуть? О каком убийстве говорила Беа?! Как она, Лора, могла убить кого-то, не заметив? Это стало основным содержанием ее ночных кошмаров. В них она убивала Беа самыми разными способами – выбрасывала теплый Глаз на мороз, нечаянно или нарочно наступала на Глаз-паучок, отрывала слюдяные крылышки Глазу-стрекозе, отдавала Глаз-мышонка на съедение Отрыгу – и все это повторялось с тяжелой бесконечностью, безостановочностью, неотвратимо, стоило ей заснуть. Но на этом беды Лоры не ограничивались – Карл уже неделю как вернулся, и они еще не виделись. Он был в отъезде вместо одной недели, как было предусмотрено в его насыщенном графике, целых три. Причем последние две недели с ним не было никакой связи. Известно было только, что он находится в Москве.
Больше того, после приезда он за всю неделю только однажды посетил офис в банке и заперся там на целых четыре часа со своим партнером и Дэнисом, занимавшим должность главного менеджера по инвестициям. Потом он покинул банк, даже не попрощавшись с остальными служащими. Впрочем, в тот день он с ними даже и не поздоровался. Ясно, что все это предвещало профессиональную грозу.
Но Лоре гораздо важнее было другое, он ей даже не позвонил. Она не понимала, как это расценивать после всех сказанных слов, счастливых дней и предложения родить ребенка. Она пыталась позвонить ему сама, но каждый раз натыкалась на автоответчик, незнакомым голосом женщины-автомата предлагающий оставить послание. В итоге она это послание все-таки оставила.
– Это шантаж, – предупредила она сразу. – Если ты не появишься в течение ближайшего времени, ты меня больше не увидишь никогда. Даже если мне придется для этого уволиться. Оправданием может тебе послужить только факт, что тебя больше нет в живых. А в твоем кабинете три дня назад был не ты, а твой клон.