— Исаак… — Когда он покачал головой, Гри скрестила руки на груди. — Хорошо. Обещаю.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он отвернулся, оставив ее на кухне, вышел в коридор и быстро взбежал по лестнице, потому что его самоконтроль висел на волоске, и, несмотря на два съеденных омлета, он был по-прежнему голоден.

Но жаждал отнюдь не пищи.

Как натуральная размазня, он нырнул в комнату для гостей и замер у закрытой двери. Просто чтобы услышать, как Гри тихо поднимается по скрипучим ступенькам. Когда она закрылась в своей комнате, он развернулся… гадая, чем, черт возьми, ему заняться в ближайшие восемь часов.

Его член дернулся, словно ученик, поднимающий руку на вопрос учителя, эрекция буквально подпрыгивала с восклицаниями «ой-ой-а-я-я-знаю-ответ».

— Этому не бывать, здоровяк, — рявкнул Исаак сам на себя.

Потерев глаза, он не мог поверить, что скатился так низко — до разговоров с собственным членом. Точнее, до споров с ним.

Более того, он не мог поверить, что согласился остаться… особенно с учетом того, кто вышел с ним на ринг. Но он не мог возразить увиденному в шкафу Гри… и, хотя Матиаса никогда не останавливал сопутствующий ущерб, он чертовски точно не станет на него напрашиваться. Особенно если отец Гри связан с военными: Матиас знал всех и каждого… и прекрасно понимал осложнения, которые возникнут, убей он дочку какой-нибудь шишки.

С очередным проклятьем, Исаак направился в ванную и почистил зубы; затем растянулся на одеяле и выключил свет. Уставившись в потолок, он представил, как этажом выше Гри лежала в своей уютной кровати, прикрыв глаза, а телевизор перед ней показывал что-то времен «Частного детектива Магнума»[67].

Он хотел быть там, с ней.

Хотел быть там… на ней.

И значит, он должен исчезнуть с первыми лучами солнца, прежде чем она проснется. Иначе он не сможет уйти, не попытавшись сделать то, на что не имел право… и тем более не заслуживал.

Закрыв глаза, он минут пятнадцать ворочался в тесной пижаме и был готов порвать ее в клочья.

Если он собирался придавить подушку, то обычно спал голым, и сейчас он понял, почему. Это было, мать твою, смехотворно.

Его терпение иссякло полчаса спустя, и он полностью разделся. Рядом с собой он оставил лишь пистолеты, спрятав их под одеяло. В конце концов, он мог сверкать голой задницей, но незачем оставлять себя уязвимым.

В коридорах гостиницы «Комфорт», во Фрэймингеме, штат Массачусетс, пахло освежителем воздуха «Фебриз», окна были заделаны герметиком, а от простыней чесалось все тело. Но, по крайней мере, мерно гудящий у лифта автомат с Колой фонтанировал бесконечным потоком ледяного кофеинового рая.

Эдриан Фогель любил хорошую Колу и жестяным банкам предпочитал старые-добрые бутылки. Но он также был рад и обычным пластиковым стаканам.

Поднявшись на свой этаж, он тут же купит две Колы. Одну для себя, и одну для…

— Как ты сказала, тебя зовут?

Рядом с ним стояла рыжеволосая девушка именно его вкуса: с обалденной фигурой, наполовину пьяная и без иллюзий, что между ними произойдет нечто большее, чем секс.

— Рэйчел. — Она улыбнулась, сверкая супербелыми зубками. — Наверное, фамилию я оставлю при себе.

Боже, ее тридцать-два были изумительны… ровными и сверкающими, как плитка в ванной. Но, с другой стороны, она работала гигиенисткой в стоматологии, поэтому наверняка получала там скидку.

Черт, с ее внешностью она могла стать рекламным лицом фирмы.

Раздался звон, и дверь отъехала в сторону, открывая взгляду красно-белый автомат его мечты. Когда Эдриан отошел в сторону, пропуская хорошенькую, сияющую Рэйчел-без-фамилии вперед, он прекрасно осознавал, что использует ее, но выгода была взаимной: их разговор в баре у гостиницы начался с того, что она снимала обручальное кольцо.

Очевидно, ее муж спал с ее подружкой.

Эдриану потребовалось полторы секунды, чтобы придумать идеальный план мести.

Он купил ей пару напитков, потом еще, и понял, что добился девушки, когда та спросила, ночует ли он в отеле. Он ответил «да»… и что делит номер с лучшим другом. Который намного красивее его самого.

— Подожди, — сказал он, останавливаясь у любимого автомата, и достал из бумажника пару купюр.

— Знаешь, — сказала его девушка на это вечер, — я никогда не была с кем-то вроде тебя.

Ага, вот уж точно.

— Правда? — Когда он улыбнулся ей через плечо, она впилась взглядом в пирсинг на нижней губе… и чтобы доставить ей удовольствие, Эдриан провел языком по темно-серому металлу. — Я же не так плох?

В ее глазах отразился голод.

— Вовсе нет. Эй, а у тебя есть подружка? Я даже не спросила.

Повернувшись к машине, Эдриан вставил купюры в приемник и прислушался, как пищевод автомата с жужжанием засасывает Джорджей Вашингтонов[68].

— Нет, — сказал он, нажимая кнопку для обычной Колы. — Я один.

На самом деле он был кое с кем… совсем недавно. Именно поэтому, несмотря на прелести мужской компании, он так упорно настаивал, чтобы снять цыпочку прошлой ночью. По аналогичной причине сегодня он подцепил Рэйчел.

На то, чтобы отмыться после Девины, уходило время. Конечно, после того, как она выпустила его, горячая вода и мыло помогли избавиться от крови и всего прочего, что покрывало его кожу… но он всегда чувствовал себя грязным.

И этот маленький кусочек человечности поможет заменить ощущения, которые задержались в его теле.

Которые не имели ничего общего с исчезающими синяками на коже.

Это дерьмо с Девиной оставалось с ним, откладывалось в глубине души, разлагалось. Будто он раздвоился: один Эдриан добродушно подшучивал над Джимом, всегда осторожничал и был готов сражаться за душу Исаака Роса… другой же свернулся в укромном местечке души, дрожащий, онемевший, одинокий.

— Диетическую? — спросил он.

— Да, пожалуйста.

В этот раз, когда он кормил автомат купюрой, его рука дрожала. Так сильно, что он смог заплатить лишь со второй попытки.

— Эм, можешь кое-что сделать для меня?

— Конечно.

— Обхвати меня руками.

Раздался тихий смех, и потом он почувствовал, как Рэйчел-без-фамилии нежно обняла его вокруг талии. Она прислонилась к его спине, и мягкие груди прижались к его жестким мускулам, а тепло ее тела создавало разительный контраст тому, что творилось сейчас внутри него.