Маша кивнула и продолжала жевать.

— Эт-т хор-рошо, — улыбнулся он и потрогал Машу за колено. — Таким образом мы решили поставить очаровательную, нежную и даже чувственную женщину в эпицентр мужского волеизъявления, реализованного в виде бытового и социального насилия, актов жестокой агрессии и тому подобного. Заметьте, нам не нужен какой-нибудь Невзоров в юбке! Женственная женщина — вот что нам нужно. Тем самым мы застолбим на отечественном телевидении новый архетип и надерем задницу конкурентам на много лет вперед. Конечно, они начнут подражать, но что будут их топорные копии по сравнению с нашим бесценным оригиналом!.. Словом, на повестке дня сотворение телекумира женского пола… — Он снова сделал паузу. Его ладонь снова легла на ее колено. — У вас глаза цвета индийского изумруда, девушка. Вам это известно?

— Нет, — ответила Маша, изобразив на лице подобие неподдельного интереса. — Продолжайте, господин Зорин. Все это очень любопытно не только в разрезе минералогии.

— Итак, мы удумали предпринять нечто действительно экстраординарное, — решительно заявил он. — Мы сделаем женщину ведущей программы криминальных новостей. Она же будет и репортером. Не всякая там женская жуемотина, вроде прогнозов погоды. Мы пойдем до конца. Мы бросим нашу главную драгоценность, наше хрупкое создание, нашу сексапильную богиню — туда, где подобные женщины не появлялись и в горячечном бреду: в вонючие подвалы и канализационные трубы, в обиталища бомжей и крыс, в пропахшие парашей камеры предварительного заключения; на вшивые рынки, где торгуют дынями, оружием и наркотиками; в подпольные бордели, где за несколько баксов малолеток выворачивают наизнанку… Наша дева Мария будет брать интервью у воров в законе, наемных убийц и террористов. Она пройдет вместе с ними по колено в реке пролитой ими крови, а наш уважаемый среднестатистический телезритель между рекламой женских гигиенических салфеток и жратвой для собак и кошек будет одновременно кричать от ужаса и мастурбировать!..

— Совершенно с вами согласна, — вставила Маша, пока он переводил дыхание.

Впрочем, от нее пока реплик не требовалось.

— Мы станем первым российским каналом, который даст женщине настоящую свободу творчества, а телезрителю фантастическую смесь криминальных новостей и экстремальной чувственности. К черту эти приторно-тошнотворные дамские шоу! К лешему эти постные рожи иссохших феминисток с социально-политической тематикой! К дьяволу этих бесполых и безгрудых журналисток, от которых даже сквозь телевизионный экран разит табачищем!.. Нет! Не-е-е-т! — тонко улыбнулся господин Зорин. — Мы вернем телевидению то качество, которое ему было дано по праву рождения, — Красоту! Конечно, нашей новой звезде придется предельно поднапрячься — и сердцем, и печенкой, и мозгами. Но при этом она должна быть красива. Вот в чем весь секрет. Красивые ноги, красивые руки, красивое тело… Я прав?

— Совершенно с вами согласна, — повторила Маша, мысленно уже блуждая по канализационным трубам и подпольным борделям.

— Скажу вам откровенно, — продолжал он тем же бесстрастным тоном лектора, каким вещал и до этого, — мы искали нашу звезду уже несколько месяцев. Я-то вас давно заприметил. Вы очень, очень красивая девушка, Маша Семенова. А кроме того, может быть, единственная девушка на всем телевидении, которая при всем при том еще и кое-что сечет в самом телевидении. Не скрою, у нас есть на эту роль еще одна претендентка. Она из топ-моделей, не замужем, играет роль независимой женщины, но в душе, кажется, просто ненавидит род мужской как таковой и только хочет себя подороже продать. Меняет спонсоров как перчатки. Забрось такую в притон или бордель — хлопот не оберешься… Словом, она — ну никак не может соответствовать. Я внятно объясняю?

— Абсолютно, — ответила Маша.

— Такова моя принципиальная позиция, — сказал он, делая знак официанту, чтобы тот открыл следующий тайм — принес покрытую благородной пылью бутылочку императорской мадеры.

Маша ощущала себя совершенно трезвой и отдавала полный отчет всем своим действиям.

— Если речь заходит о нашем общем деле, — с видом сверхсерьезным продолжал господин Зорин, — то я костьми лягу за соответствие всех и каждого! Тут послабления не может быть никому — даже женщинам!

Маша не стала уточнять, почему в данном случае он выделил женщин в особую категорию. Было ясно, что сделал он это по соображениям не анатомическим, а гуманитарным.

Между тем бутылочка мадеры была незаметно оприходована, а рука господина Зорина пригрелась у Маши под юбкой.

— Хотя, — продолжал сам Зорин с оттенком, напоминающим воодушевление, — я вовсе не сторонник тупого и формального равноправия мужчины и женщины. Я сторонник золотой середины. По моему глубочайшему убеждению, единственное, что может сделать женщину совершенно счастливой, — это забота и ласка со стороны мужчины… И наоборот… Короче, я категорически против всяческих сексуальных революционеров. Женщине надо дать возможность соответствовать. Она в полном праве почувствовать себя любящей женой и заботливой матерью. Это просто, как палец… Однако телевидение это вам, милые мои, не ваша поганая жизнь! У телевидения свои законы и правила. У нас, в конце концов, должны таки быть спонсоры и рейтинг. Это как дух и материя — непреходящий дуализм… — В этот момент господин Зорин позволил выразиться «милые мои», поскольку обращался не только к Маше, но и к официанту, который благодарно принимал чаевые.

Оба — и Маша, и ее работодатель — были совершенно трезвы. Последний тихо икнул и подвел черту, заявив:

— Мы готовы возложить надежды на вас, Маша. Это шанс. Как вы смотрите на то, — поинтересовался он, бесстрастно улыбаясь, — чтобы испытать себя в амплуа телеведущей в программе криминальных новостей? Судя по всему, вы обладаете для этого всеми необходимыми качествами.

Маша опять-таки не спешила с ответом. Как-никак она прошла суровую выучку Риты Макаровой и Арте-мушки Назарова, а также, конечно, Эдика Светлова. Она вдумчиво взвешивала все «за» и «против». Пока господин Зорин на ходу импровизировал темпераментное эссе о телебогине, она на полном серьезе размышляла о том, что если, скажем, он через полчаса случайно не угодит под колеса и его холодные стальные глазки не сделаются вдобавок еще и мертвенькими, то единственная и неотвратимая перспектива для Маши, учитывая все происходившее в этом приличном заведении, где «хорошо мечтается», — это переспать с ним и добиться своего.

— Есть предложение, — сухо начал господин Зорин, словно был депутатом и выступал в парламенте, — осмотреть офис нашего нового рекламного агентства. — При этом его пальцы сжали Машину ягодицу. — Прошу поддержать! — добавил он, словно апеллируя к гражданскому чувству.

— Принято единогласно, — в тон ему ответила Маша, в глубине души всячески себя презирая.

Когда они вышли из ресторана, и господин Зорин неожиданно резво выбежал на проезжую часть ловить машину, Маша все еще надеялась на чудо — вот вылетит какая-нибудь иномарка, управляемая лицом бескомпромиссной кавказской национальности или хотя бы выпившим русским банкиром, — и ее женская честь будет спасена… Но, слава Богу, все обошлось.