Парвиз резко повернулся к писарю. Тот бросил заточенную тростинку на недописанный лист бумаги, и закрыл лицо руками. Ассасин неспешно вытащил саблю. На бумаге расплывалась клякса. Она портила весь вид каллиграфически написанного документа. Внезапная мысль удержала руку.

– Ты понимаешь по-арабски? – спросил он. Китайцы имели склонность к языкам и часто служили в монгольском войске переводчиками.

– Да, да, – убрав руки от лица, с надеждой закивал писарь.

– Тогда пиши то, что я тебе скажу!

Китаец послушно достал чистый лист бумаги, схватил тростинку, обмакнул ее в бронзовую чернильницу, преданно и внимательно уставился на Парвиза.

– Коменданту Мухаммаду… – начал диктовать тот.

Когда писарь закончил писать, присыпал текст песком, отряхнул и, с угодливой улыбкой, протянул письмо Парвизу, тот на миг задумался. Но только на миг. Теперь китаец знал то, чего никто посторонний знать не должен. И его сабля вроде сама собой сверкнула в воздухе. Теперь стопка бумаги на столе писаря была забрызгана красными кляксами. Но ассасин все равно взял с собой несколько листов.

Выйдя из юрты, Парвиз вскочил на одну из лошадей и неспешно поехал прочь от дороги на вершину. На этом направлении его никто не остановил.

* * *

Гора Миканит примыкала к горе Аламут, их разделяло только узкое ущелье, по дну которого бежала мелкая холодная речка. Монгольская лошадь, умело выбирая дорогу в темноте, довезла Парвиза до середины довольно крутого склона, может быть повезла бы и дальше, но в темноте провалилась копытом в какую-то нору и сломала ногу. Парвиз быстро перерезал ей горло, отрезал несколько волос из хвоста и дальше стал подниматься пешком. Ярко светила луна и звезды, но идти было тяжело, несколько раз он падал, но после короткого отдыха продолжал свой нелегкий путь.

К рассвету он добрался до вершины. И в первых лучах солнца обнаружил, что находится прямо напротив крепостной стены Аламута. Прикинул на глаз расстояние: около двухсот локтей – в пределах полета стрелы. Послюнил и поднял палец – ветра не было.

Письмо коменданту Парвиз обернул вокруг стрелы и накрепко примотал конским волосом. Еще к двум стрелам прикрепил чистые, в каплях крови, листы бумаги: пристрелка должна происходить в одинаковых условиях, а стрела с письмом может лететь не так, как без письма… Первый выстрел подтвердил его предусмотрительность: стрела полетела ниже обычного и, ударившись в каменную стену, упала в пропасть – то ли на большой дистанции сказалось изменение центра тяжести, то ли концы бумаги выбились из-под конского волоса и замедлили полет…

Парвиз тщательнее закрепил листки и прицелился повыше. Описав пологую дугу, вторая пробная стрела перелетела через стену. Вот так-то лучше! Когда он посылал настоящее письмо, сердце колотилось, но руки сохраняли обычную твердость, и глаз точно повторил предыдущий прицел. Третья стрела повторила путь предыдущей и, перелетев через ущелье, нырнула во двор крепости. Парвиз обессиленно опустился на камень. Он сделал все, что от него зависело. И все, что мог. Но его задача еще не выполнена до конца. Посидев некоторое время, ассасин стал спускаться вниз.

Днем идти было легче, хотя спускаться зачастую бывает труднее, чем подниматься. К тому же, Парвиз очень устал и едва стоял на ногах. В некоторых местах лес на скальной почве не рос, склоны были покрыты мелкими камешками, которые скользили под ногами. Несколько раз он падал на спину и съезжал вниз, несколько раз менял маршрут и получилось так, что спустился он совсем не в том месте, откуда начал свой путь. Понял он это, когда увидел в непроходимых зарослях едва заметную узкую, похожую на извивающуюся гадюку, дорогу. Когда-то широкая и вымощенная булыжником, она теперь заросла травой и кустарниками, слилась с местностью, и было понятно, что по ней давно никто не ходил. Но Парвиз пошел. Потому что идти ему было некуда, а тут судьба подбрасывала подсказку…

Через несколько минут он оказался перед высоким каменным забором с потускневшими от времени и проржавевшими железными воротами. Крайне удивленный, Парвиз прислушался. За забором было слышно лишь журчание воды. Он подошел к воротам и потянул за медное кольцо в зубах львиной головы. Калитка с трудом и противным скрипом отворилась.

Огражденная территория оказалась сильно заросшей виноградом: он вился по неработающим фонтанам, оплетал колонны лестниц и стволы деревьев, поднимался на забор, впиваясь своими усиками в стыки камней. Виноград свисал и со стен небольшой каменной беседки, при ближайшем рассмотрении оказавшейся бассейном, спуститься в который можно было по выложенной из камня лестнице. Парвиз никак не ожидал увидеть такой оазис здесь, в горной долине Рудбар, совсем рядом с Аламутом. Оказалось, что журчал ручей: чистейшая вода, переливаясь через края бассейна внутри беседки, широким, но не глубоким потоком стекала вниз, постепенно сужаясь и уходя в промоину под забором.

В глубине двора виднелся некогда белый, а теперь выцветший и обветшавший дворец. Он тоже был затянут ползучими растениями, в куполе чернела дыра, мраморные ступени развалились… Все это напоминало сказку.

Парвиз вошел во дворец. Некоторые комнаты сохранились, на стенах угадывались фрески, изображающие извивающихся в сладострастных танцах девушек. Он осматривал территорию, забыв об осадивших Аламут врагах, о спрятанной в Трапезунде казне, об усталости и голоде, вообще обо всем. В какой-то миг Парвизу показалось, что он находится в раю, а из глубины дворца сейчас выйдут прекрасные гурии. Он даже услышал их тихие шаги. Но глаза смыкались, он повалился на груду каких-то шкур и заснул мертвым тяжелым сном без сновидений.

* * *

Даи аль кирбаль Мухаммад ибн Иса аль Халифа, широко расставив ноги и заложив руки за спину, стоял на крепостной стене и, спрятавшись за зубец, рассматривал то, что происходит внизу. То, что там происходило, не радовало сердце коменданта. Он обошел весь периметр крепости и видел нескончаемую ленту ощетинившихся копьями солдат, видел катапульты, установленные в боевых позициях прямо на дороге, видел готовых к бою лучников и арбалетчиков, ждущих команды, чтобы засыпать Аламут тысячами стрел… К сожалению, многочисленные ловушки не сработали: за ними давно не было надлежащего ухода – падающие камни намертво вросли в склоны, решетки сгнили и перекосились… А может, некоторые и сработали, но они не были рассчитаны на то, чтобы остановить целую армию…

Как бы то ни было, площадка перед воротами была заполнена готовыми к штурму монголами, которые уже подкатывали к воротам стенобойную машину. Защитники крепости пускали в них редкие и бесполезные стрелы – машина имела специальные щиты, защищающие стенобойцев…

Комендант Мухаммад вздохнул. Голубиной почтой он регулярно получал сообщения от своих осведомителей на равнине и знал, что крепость осаждена огромным войском. Знал, что на помощь никто не придет. Но знал, что кто-то сжег огромную катапульту, которая могла метать валуны прямо снизу. А также разгромил штаб, убил множество воинов, в том числе и крупного военачальника… Наверняка это сделал кто-то из вернувшихся с задания ассасинов. Но кроме группы Омида, возвращаться было некому…