– Да очень просто! Куплю билет на самолет, и все! Понимаешь, мне надо на Сашу взглянуть еще хоть раз, иначе я с ума сойду… Скажи ему, что мне только взглянуть… Ты во сколько с работы придешь? Вечером? Тогда скажи ему, пусть мне дверь откроет!

– Не делай глупостей, Леся! Еще раз тебя прошу!

– Все, я еду в аэропорт! До встречи!

Леся нажала на кнопку отбоя, резво соскочила с постели и начала метаться по квартире, собирая какие-то вещи, долго искала паспорт, роясь лихорадочно в ящичке с документами, и, обнаружив его лежащим преспокойно в сумочке, вздохнула облегченно, натянула на себя первую попавшуюся под руку одежду, быстро умылась и выскочила в прихожую.

– Мам, у меня горло болит…

Лиза стояла в дверях своей комнаты, сонно терла глаза. Леся глянула на нее с досадой, застыла на месте, будто невидимая рука пыталась остановить ее. И последняя здравая мысль мелькнула в голове: что я делаю, что? Я же совсем собой не владею…

– А куда ты, мам? Ты скоро придешь? У меня горло болит…

– Тогда быстро в постель, Лиза! Лежи, жди папу, когда он придет! Я ему сейчас позвоню, он через полчасика на машине приедет. А мне бежать надо, доченька… Прости…

Быстро причесалась перед зеркалом, открыла дверь и бросилась вон, будто боялась передумать. А может, и не могла уже передумать, подхваченная силой коварного течения. Не дожидаясь лифта, бросилась вниз по лестнице, повторяя про себя ту же самую фразу, которая была произнесена для Лизы: «Скоро, скоро приедет… Через полчасика… Прости, прости…»

Сев в такси, кликнула номер Лешика, проговорила в трубку решительно:

– Леш, я уезжаю!

– Куда, Лесь? – устало спросил Лешик, будто уже давно был готов к ее заявлению.

– В Сочи. Ты прости, Лешик, так надо! Я вернусь, и мы поговорим, ладно? Я все-все тебе расскажу, обещаю! Я быстро, только туда и обратно! А ты сейчас поезжай домой, ладно? У Лизы температура, Леш…

– И даже это тебя не остановило? – произнес он убито, так, что у нее изморозь пробежала по спине.

– Лешик, я прошу тебя… Я тебе обещаю… Я вернусь, и все наладится, слово даю. Но сейчас мне просто необходимо уехать, я потом тебе все объясню…

– А, делай что хочешь! – обреченно и злобно произнес он, бросая трубку. – Делай, что хочешь, мне уже все равно…

Леся вдруг ясно увидела в этот момент его лицо… Увидела, как он устало потер его ладонями, как глянул перед собой тоскливо, будто в пустоту.

Но она не увидела, что произошло в следующий момент. Не увидела, как Лешик вскоре набрал знакомый номер, тихо проговорил в трубку:

– Тань, это я… Слушай, Тань… Мне бы поговорить с тобой надо… Очень серьезно поговорить… А какой у меня голос? Голос как голос… Нет, не по телефону! Ты вечером как, придешь? Ага, жду… Я дома буду, Лиза болеет. Нет, я буду один… Я потом тебе все скажу. Да, спасибо. Я знал, что ты придешь. Я тебе еще перезвоню, ладно? А сейчас мне домой ехать надо… Пока, Тань!

Через каких-то три часа Леся, откинувшись на спинку самолетного кресла, вздохнула счастливо: она скоро, совсем скоро увидит Сашу, обнимет и прижмется щекой к его колючей щеке, и пусть все будет как будет…

* * *

В сочинском аэропорту моросил мелкий, почти невидимый глазу дождь, было тепло и сыро, как в медленно остывающей парной бане. Леся быстро прошла на стоянку такси, села в первую попавшуюся машину и через час вошла в знакомый уже подъезд панельной девятиэтажки. Сердце бухало в груди радостными тревожными толчками, волнение судорогой сжимало пересохшее горло. Вот и знакомая дверь… Надо всего лишь протянуть руку и нажать на кнопку звонка…

Однако, как оказалось, это было довольно трудно. Вдруг напал на нее такой страх, что невозможно было дышать. И страх этот отрезвил, потому что у него были Сашины глаза. И в глазах этих плескались презрение и недовольство – зачем приехала, мол? Разве я тебя звал? Я же сколько раз просил тебя – все, хватит, остановись, возьми себя в руки! Живи своей жизнью, а я буду жить своей! Откуда ты вообще взяла, что можешь присутствовать хоть как-то в моей жизни?

Она даже пролепетала что-то, будто вступала в мысленный диалог. Мол, прости, но у меня не получается жить… Я только взгляну на тебя еще раз и уйду… Пожалуйста, Саш. Пожалуйста. Иначе я просто умру…

Встряхнула головой сильно, отгоняя наваждение. И вообще, она ведь может сказать, что не к нему приехала, а к Люде… Что отпуск ей продлили, что решила еще отдохнуть… И что сейчас в Сочи с гостиницами плохо, потому что курортный сезон в разгаре, и она у Люды комнату снимет или хотя бы угол…

В конце концов, чем не объяснение ее скоропалительного приезда? И пусть Саша не думает, не воображает себе невесть что…

Она коротко нажала на кнопку звонка и, неловко улыбаясь, отступила на шаг назад, давая обозреть себя в дверной глазок.

Открыла ей Люда, улыбнулась приветливо и тут же, развернувшись, умчалась на кухню, крикнув ей громко оттуда:

– Лесь, проходи! Извини, у меня тут картошка горит! Проходи сюда, на кухню!

– Да, Люд, иду… Я сейчас, Люд…

Леся скинула в прихожей босоножки, виновато улыбаясь, на цыпочках прошла в глубь квартиры, заглядывая во все двери, долго стояла на балконе, с ужасом глядя на голый, открывший перед ней свою драную обивку диван.

– Люд, а Саша где? – спросила она растерянно, заходя на кухню. – Я по всей квартире прошла, его нигде нет…

– А он ушел, Лесь.

– Как это – ушел? – опешила Леся. – Куда? Ему же нельзя уходить, его ж бандиты поймать могут!

– Не знаю, Лесь… Я и сама удивилась. Ты когда позвонила утром, я на работе была. Ты сказала, что приедешь, и я тут же перезвонила ему, попросила, чтобы дверь тебе открыл…

– Ну?! Чего ты молчишь? Куда он делся, Люд?

– Да говорю же тебе – не знаю! Я пораньше решила домой прийти, с работы отпросилась… Вошла в квартиру, а его нет. Только записка на кухонном столе лежит…

– Покажи! Покажи мне эту записку!

– Да вон, на подоконнике…

Леся взяла в руки мятый клочок старой квитанции, на обороте которой было начеркано быстрым размашистым почерком: «Дима, Люда, я ухожу, спасибо вам за все! В долгу не останусь! Ключи брошу в почтовый ящик».

Леся повертела в руках записку, спросила упавшим голосом:

– И это все?

– Да, все… А что еще может быть? Он ясно все написал…

– Да как же, Люд… Как же ясно, если ничего не ясно… – сглотнув горькую слюну, растерянно проговорила Леся. – Ты же сама знаешь, что ему идти некуда…

– Ну, это уже его проблемы, Лесь! Если захочет, найдет где спрятаться! А может, он уже передумал прятаться… В конце концов, не будет же он всю жизнь взаперти сидеть!

– Да его же убьют, Люда! Как ты этого не можешь понять! Ты же сама себе потом этого не простишь, ты что?