– Это твой отец, скажи мне, пожалуйста, ты сбежала или мне придется платить выкуп?

Тишина, поэтому я повесил трубку.

Мои попытки поднять себе настроение не увенчались успехом, поэтому я зашагал к холодильнику у клетки, чтобы забрать свою форель, и там, на верхней полке среди пирогов и упакованной в фольгу рыбы, гордо стояла горная свежесть в виде бутылки пива в 350 мл. К горлышку бутылки была приклеена желтая записка с аккуратным почерком Руби: «В честь твоих занятий спортом». Ох уж эта Руби.

Я открутил крышку, бросил ее в мусорное ведро, вернулся в свой кабинет и снова сел. После глотка пива мне стало намного лучше. Я снова поднял трубку, а потом вспомнил, что сначала мне нужно найти ее номер. Наконец я откопал потрепанную телефонную книгу в нижнем ящике стола и начал проверять все Х. Майкл Хайес. Я набрал номер, и она ответила после второго гудка.

– Да?

Это «да» меня удивило, но я быстро взял себя в руки.

– Я же еще ничего не спросил.

Ответ прозвучал очень мягко:

– Привет, Уолтер.

Я прямо видел, как она свернулась на одном их тех кожаных диванов у камина рядом с телефоном. Я так давно не занимался подобным, что у меня закружилась голова уже на второй фразе.

– А можно мне потом принять это «да» в качестве ответа?

– Разве шерифу можно делать подобные звонки?

Я поставил бутылку на стол и начал отдирать наклейку ногтем большого пальца.

– Какому шерифу?

– Я хотела пригласить тебя на ужин. – Пауза. – Как насчет завтрашнего вечера?

– Идеально. Что мне принести?

– Бутылку хорошего вина и хорошего себя.

– Это я могу. Завтра день суда, но я просто буду бегать как курица с отрубленной головой, стандартная процедура.

Она засмеялась, и ее смех звучал тепло и мелодично. Надо было перенести ужин на сегодня. Вонни попросила меня присмотреть за своей головой до завтра и обещала, что мы увидимся, когда свет блеснет в окне. Это сложно объяснить, но ухаживания за Вонни возносили меня к облакам. Мне не хотелось походить на влюбленных подростков, но мир вокруг стал лучше, будто в воздухе было что-то опьяняющее.

Я допил пиво, взял перо и рыбу и направился к Пуле. На небе луна зажигала пятно из облаков. Они холодно висели над горами. Стоял пятый год цикла засухи, и владельцы ранчо были бы рады любой влаге. Весной с обрывов стекала живительная вода, которая выращивала траву, поила коров, делала котлетки и платила зарплату шерифу. Все это естественный круговорот, или так мне говорили владельцы ранчо… а потом еще раз.

Я завел машину и дал ей разогреться, пока закрывал окна и смотрел в зеркале заднего вида на свой правый глаз. То был красивый правый глаз, лукавый, но в то же время добродушный. В зеркале также виднелось правое ухо, вполне красивое, отчетливое, с отдельной мочкой. На висках было немного седины, достаточно для разнообразия, и она хорошо сочеталась с серебристыми краями шляпы. Чертовски красивый мужчина, ну, или мужские глаз и ухо. Я поборол соблазн испортить все впечатление и повернуть зеркало для полного обзора.

У меня было свидание. Первое свидание за… еще до того, как я женился. Вино, надо не забыть про вино. Сейчас открыт только винный прилавок на станции Синклер. Вряд ли там продавались изысканные сорта, которые были мне нужны. Если Генри еще в баре, он сможет меня снабдить. Я дал задний ход и поехал в нужном направлении.

Когда я добрался до бара, мое настроение немного испортилось – огни были выключены, и в поле зрения не было ни одной машины. Генри часто закрывался пораньше, если никто не приходил. Видимо, он считал, что ухаживать за присутствующими пьяницами по ночам – это одно, но ждать их – совсем другое. Я развернулся и направился домой. Я подумывал заехать к нему, но потом решил просто позвонить ему завтра в «Пони». Я посмотрел на прекрасную рыбу на пассажирском коврике и задумался, как погреть ее так, чтобы не испортить. Я немного расслабился, когда, подъезжая к своей хижине, заметил вспышку отраженного заднего света. Там стоял светло-голубой кабриолет «Ти-берд» с опущенным верхом и девственно-белой отделкой.

Отец Генри купил эту машину в Рапид-Сити еще в 1959 году, примерно за три месяца до того, как ему диагностировали рак. Тогда этой болезни боялись едва ли меньше Черной смерти. Я наклонился над дверью и считал показания одометра: 53 804 километра. Когда старик скончался, в семье было много споров о том, кому достанется кабриолет. Генри разрешил спор, выудив ключи из последней пары штанов отца, которые кучей лежали рядом со смертным одром. Генри завел «Ти-берд», проехал на старушке шестьдесят километров и припарковал ее в секретном гараже где-то в Шеридане. В семье больше никогда не спрашивали о машине. Генри назвал ее Лола.

– Эй, прочь от машины.

Во тьме раздался низкий голос, примерно из-под новенькой крыши над крыльцом. Я поднялся по небольшому склону к передней части моей преобразованной бревенчатой хижины. Крыльцо тянулось по всей длине дома и издавало чарующий запах свежесрубленного красного дерева. Крыша состояла из шпунта и паза; зеленая каемка обвивала края и плавно соединялась со старой крышей. Это действительно хорошая работа, даже я понимал. Грубо вырезанные балки смотрелись как что-то постоянное, теперь хижина была похожа на дом. В центре на земле лежала пара бетонных блоков, по которым можно было пройти между перилами.

Я встал рядом с блоками и прислонился к одной из балок.

– Черт.

– Неплохо, да? – Генри сел у входной двери и откинулся к стене, скрестив ноги и вытянув их перед собой. Сквозь поношенную лосиную шкуру его мокасин можно было рассмотреть форму стоп. Он наклонился, вытащил бутылку пива из упаковки и бросил ее мне; она почти выскользнула, но я смог ее поймать. – Я хотел привезти тебе три, но ты поздно приехал. Осталось только две.

Я открыл бутылку и сделал глоток.

– Они хорошо поработали.

– Завтра они вернутся, чтобы доделать перила и сделать ступени.

– А они знают, что пойдет снег?

Генри пожал плечами и выпрямил спину, прислонившуюся к бревенчатой стене.

– Только после полуночи.

Я повернулся к кабриолету и понадеялся, что Генри прав. Потом сделал еще один глоток, подошел к краю крыльца и кивнул в сторону машины.

– Особый повод?

– Проводы. Вряд ли я еще смогу ездить на ней в этом году. – Он задержал взгляд на машине, и в свете луны та казалась очень бледной; очередной призрачный