Аманда уставилась на него, соображая:

— В каменном веке?

— Я так и сказал!

— Валяй, ты знаешь, как включать.

Пока Джей-Пи ковырялся в пультах, запуская уже загруженных «Вихляшек» по телику, Аманда разглядывала табличку, думая о том, что, возможно, гора и птица на ней — это отец и Кумико. А возможно, и нет. А еще она подумала, что небольшая, в общем-то, табличка кажется в то же самое время странно огромной — больше гостиной, больше всей ее, Аманды, жизни; и чем дольше ее разглядываешь, тем сильнее мир таблички грозит перетечь сюда, в этот мир.

Время шло, а она так и не собралась рассказать об этом подарке ни одному из родителей. И судя по словам Джорджа, ему Кумико тоже ни о чем говорить не стала. Ничего не узнал он и от внука, хотя Аманда вовсе не собиралась просить малыша соврать, как-то само собой вышло, что никто об этой табличке больше не упоминал. Это стало их тайной, которую все негласно согласились хранить.

А сама Аманда просто продолжала любоваться этим пейзажем, и все.

За эти же несколько недель (еще до того как заметила у Аманды табличку) Рэйчел стала до странного дружелюбной.

— Не хочешь с нами пообедать? — предложила она однажды, подходя к ней и таща за собой Мэй, как заправский буксир.

У Мэй отвисла челюсть.

— Серьезно?

— Серьезно? — эхом отозвалась и Аманда.

— Девушки в офисе, — заявила Рэйчел, — должны держаться друг за дружку? Чтобы обезопасить себя от всяких глупостей?

— Так ты серьезно? — повторила Мэй.

— Серьезней некуда, — отозвалась Рэйчел. — Мы все здесь взрослые люди?

— Спасибо, — сказала Аманда. — Но у меня свои планы.

— Ну, как хочешь, — бросила Рэйчел, и они обе ушли.

Но и это было еще не все.

— Мы завтра собираемся в кино, — объявила Рэйчел в пятницу утром. — Поржем над акцентом Энн Хэтэуэй? А потом опрокинем по паре коктейлей?

Аманда взглянула на нее с подозрением:

— Это что, приглашение?

На лице Рэйчел появилась злая, с издевкой, гримаса, но тут же исчезла.

— Слушай, — сказала она. — Ну, сколько раз я должна тебе говорить, что прошу прощения?

Аманда открыла рот, потом закрыла — и открыла снова.

— Один?

— Ну, так как? Пойдешь?

— Но у меня Джей-Пи…

— Ладно, расслабься. — И Рэйчел снова ушла.

Все было странно — в каком-то смысле еще хуже, чем в период их дружбы на почве взаимной ненависти. По работе Рэйчел муштровала ее, как и всегда, но странные приглашения от нее так и сыпались, и однажды Аманда сдалась, и все трое наконец отправились обедать в недавно открытую модную бургерную.

— Думаете, это настоящий эмменталь? — спросила Аманда, поднося к глазам бургер.

— Поверить не могу! Чтобы клали такой шикарный сыр на какой-то гамбургер?

— «Шикарный»? — фыркнула Рэйчел. — Кто сказал «шикарный»?

Мэй чуть заметно смутилась:

— Кажется, я…

— Как у тебя с Уолли? — спросила Аманда, надкусывая бургер.

— Уолли — большой сосунок, — ответила Рэйчел, разрезая свою порцию надвое.

— У него — большой сосунок? — уточнила Аманда. — Или он сам такой?

Рэйчел шваркнула вилкой и ножом о столешницу — с такой силой, что вздрогнули даже за соседними столиками.

— Знаете что?! — почти заорала она. — Я, между прочим, порядочная!

Звенящая тишина повисла над их секцией ресторана. Мэй посмотрела на Аманду, потом снова на Рэйчел.

— Ну да, — сказала Мэй. — Ну, то есть ты в порядке…

— А кто говорит, что ты непорядочная? — спросила Аманда с явным интересом, хотя и не забывая откусить очередной кусок мяса.

— Я знаю, что со мной нелегко? Понятно? Но как еще по-другому? Если ты женщина и хочешь преуспеть? Да при этом и личную жизнь устроить… и не стать… не стать…

— Мымрой? — подсказала Мэй, потягивая через соломинку фисташковый милкшейк.

— Да, не стать мымрой! Вот я о чем?

— К чему ты клонишь? — поинтересовалась Аманда.

Рэйчел тяжело вздохнула, и в глазах ее вроде даже блеснули настоящие слезы.

— А ты еще не устала всех вокруг ненавидеть?

— Да с чего бы я всех ненавидела? — спросила Аманда.

— Еще как ненавидишь! — воскликнула Рэйчел. — Только и делаешь, что жалуешься на всё и на всех! Постоянно?

— Ну… — Аманда откинулась в кресле. — Не на всех…

— А кого ты любишь? Ну, скажи мне.

Рэйчел наседала на нее с такой неприкрытой яростью, что Аманда уже не столько отвечала, сколько дралась за свою жизнь.

— Я люблю своего сына так, что тоскую по нему, даже когда он сидит со мной рядом.

— О, вот и я тоже! — прониклась Мэй. — Моя дочка…

— Ребенок, — резко возразила Рэйчел, — не в счет.

— Отца люблю.

— Джорджа, — кивнула Рэйчел.

— Любила Генри.

— Серьезно? — вытаращилась Мэй.

Аманда уставилась на свой бургер, уже почти без аппетита, вспоминая тот вечер, когда Генри заехал к ней, вечер, о котором он никогда не упоминал впоследствии, когда бы ни позвонил поболтать с Джеем-Пи.

— Да. — Она подняла на них взгляд. — И даже сильнее, чем думала.

— Ну что ж, тебе повезло, — сказала Рэйчел. — У тебя, по крайней мере, кто-то есть. А я так устала ненавидеть всех, и себя, и обеих вас…

— Эй! — сказала Мэй.

— Да ладно тебе! — фыркнула Рэйчел. — Я вообще не понимаю, что здесь делаю. А вы? Не знаю даже, зачем я вам все это…

Она замолчала, и ее лицо сморщилось в безобразной, по-настоящему уродливой плаксивой гримасе. Затем она вдруг вскочила — так резко, что кресло за ней упало. Беспомощно оглянувшись на него, Рэйчел рванула из ресторана наутек. Именно наутек, подумала Аманда. Так, словно за ней гнались.

— Во дает! — сказала Мэй, поворачиваясь обратно к Аманде. — Думаешь, тебе стоит ее догнать?

— Не мне, — покачала головой Аманда. — Тебе.

Мэй признала, что так оно, видимо, и есть, сграбастала свою сумку и сгинула, не попрощавшись. А также не оплатив ни свой, ни чей-либо еще счет.

Аманда осталась одна и, прокручивая в голове их беседу, прикончила свой гамбургер. А потом — да пошло все к чертям! — и половину гамбургера Мэй.

На работе Рэйчел не только притворилась, что никакого срыва у нее не было, что неудивительно, но еще и продолжила свою кампанию по излучению вселенского дружелюбия, что несказанно поразило Аманду. И это было еще одно предупреждение, еще одна пауза, еще один повод, чтобы Аманда одумалась и перестала носить на работу свою заветную табличку.