«Асити так просто не сдастся», – сам себе говорил Авис и был совершенно прав. Так день за днём протекал год испытания, и вот мимо юноши прошли три времени года, все сезоны, погодные циклы, с их дождями, слякотью, снегом и ветрами, чтобы вновь наступило лето.

О, это чарующее время, истинная благодать для всего живого. И подобно медведю, ночевавшему зиму в берлоге, Дион вышел на свет лишь с наступлением тёплых солнечных дней. Срок испытания подходил к концу, и молодому фаратри нужно было явиться к месту, где год назад приземлился корабль Дэма.

Юноша предвкушал разговор с Асити, с братом и знал, что далее последуют оправдания перед Фреомом. За год он сочинил не одну трогательную речь, но в итоге решил, рассказать всё, как есть, ничего не утаивая и не приукрашивая.

– Только истиной можно покорить дядю. Я не буду лгать, – однажды, накануне роковых дней, сказал Дион, войдя в кабинет Варфоломея. Флюгенштайн сидел за столом и что-то писал.

– Ты уверен? – усомнился мужчина. – Это может быть опасно.

Юноша кивнул.

– Не тревожься, – сказал он. – Ты пойдёшь со мной и сможешь при случае что-нибудь сказать в мою защиту!

– О, это вряд ли, мальчик, – привычно рассмеялся фаратри. – Меня не подпустят к Дэму… Я изгнан. Пусть, обо мне уже не говорят, но могут моментально начать снова!

– Это неважно, я помогу тебе реабилитироваться. В конце концов, драка с научным сотрудником это не повод для изгнания! Это, по меньшей мере, несправедливо.

– Никто не говорит о справедливости, – покачал головой Флюгенштайн. – Никого не волнует это слово, приобретшее значение чисто мифологическое.

– Ты идёшь со мной и на этом всё, – упрямо повторил юноша. – Мне будет нужна поддержка. Кроме того, я хочу восстановить твоё доброе имя. Это важно! Должен же я чем-то отблагодарить тебя за…

– Не думаю… Моя жизнь давно принесена в жертву науке. Ты мне ничего не должен, ты избавил меня от одиночества и, кроме того, я не вижу смысла в твоём заступничестве…

– Это не обсуждается! – воскликнул Дион. Он непонимающе взглянул на благодетеля и вышел из кабинета.

Флюгенштайн, давно привыкший к демонстративности поступков юноши, не удивился. Только что он перечитывал свои труды по дешифрации языка Истязающего и, хотя не говорил об этом, но в душе надеялся, что научные изыскания помогут ему снова оказаться в столице. Он только что возражал юноше, но сам был согласен с ним. Его тянуло домой.

«Кто знает, – думал Варфоломей. – Всё бывает в этом мире. Стоит попытаться… Я так давно не видел Дэма, родных, бывших друзей… Что они скажут, когда я окажусь во дворце правителя, бок о бок с его племянником, держа в руках ключ к разгадке тайны мировой истории? Пожалуй, усомнятся, как и все…»

Тем не менее, бумаги, над которыми мужчина сейчас корпел, он расценивал не только как величайшее открытие, но и как пропуск в небесную жизнь.

Следующий день ознаменовался для друзей длительным перелётом, так как путь до места посадки был весьма велик.

Минуты, проведённые в воздухе, показались Диону неким экскурсом в прошлое. Сейчас он видел всё, возвышаясь над прошедшими событиями не только физически, но и нравственно, ведь за год он изменился. Его слабые стороны усилились, но приобрели несколько иной вид, сильные, принятые за болезнь, уснули, и теперь над вертепом внутренних установок царили высокомерие и презрение.

***

Полёт длился около часа, во время которого молодой человек сумел заметить место своего падения в золотоносную шахту. Он вспомнил Берглюта – страшное порождение тупой логики.

Позже парень увидел людское поселение, где он жил всего сутки, и в нём шевельнулось чувство стыда. Он не понимал, отчего так резко обошёлся с той женщиной, но что-то говорило ему, что он поступил правильно. Рассказав об этом Варфоломею, несколько месяцев назад, юноша ожидал услышать подробный разбор своего поведения, ведь он считал Флюгенштайна неплохим психологом, но вместо этого мужчина печально улыбнулся и сказал:

«Я не берусь судить. Как знать, что руководило тобой. Возможно ненависть… Главное понять, к кому…»

К полудню друзья оказались на месте. Дион с трудом вспомнил путь до Кастарнид и, приземляясь, боялся ошибиться, ведь с тех времён прошёл целый год. Однако, заметив вдалеке скалу, вокруг которой валялись обломки старых шалашей, он успокоился. Место было тем.

Опустившись на землю, фаратри огляделись. Мир вокруг них расцвёл. Природа говорила в каждом дереве и цветке, в каждой мошке, словом, во всём. Варфаломей заметил это и улыбнулся. Его спутник же был явно взволнован. Его окружали призраки прошлого – тревожные воспоминания. Кроме того, над ним довлел страх перед встречей с фаратри. Юноша не видел их так давно – неизвестно, что поменялось в них за это время.

Параллельно с размышлениями, парень против собственной воли понял, что желает смерти Асити.

– Как будет хорошо, если она не окажется здесь! – вдруг сказал он, взглянув на мужчину. Тот невольно вздрогнул.

– Прекрати, – упрекнул он, поморщившись. – В конце концов, в большей степени, виновата она, а потому, пусть страшно будет ей. Ты должен вести себя спокойно, будто ничего не произошло.

– Да, но их отношение ко мне…

– Не должно тебя волновать. Помни, мы идём за твоим троном!

– А! – радостно вскричал парень. – Всё-таки ты оценил эту идею! Интересно, только ради чего ты притворялся, что тебя это не интересует? Я рад!

Флюгенштайн кивнул.

– Я всё обдумал вчера, – негромко сказал он. – Пусть мы не наставим фаратри на путь идеала, в это я не верю, но мы восстановим справедливость, ведь её нарушали слишком часто. Живя в глуши, я позабыл о гордости, – вдруг усмехнувшись, промолвил Варфоломей. – Но теперь вспомнил. Пусть это прозвучит, как угроза, но я вернусь на небо. Я не только отберу то, что некогда принадлежало мне, но и принесу великий дар, который прольёт свет на пятна мировой истории. По-моему неплохой обмен!

– Надо же, – протянул Дион, вдруг заметив огонёк праведного гнева, блеснувший в глаза Флюгенштайна. – Слушай! Ты действительно заслуживаешь возвращения в лоно нашего народа… Таких слов не способен произнести даже мой дядя. Но если Асити расскажет о случившемся, меня могут точно так же сослать. Да, мой род сейчас обладает властью, но нельзя забывать о принципе гласности. Всё, что будет сказано завтра во дворце, тотчас станет известно всей столице. Асити знает это и непременно воспользуется сложившейся ситуацией…

– Я попытаюсь что-нибудь придумать. Однако, не стоит забывать, что именно тебя твой дядя прочил на своё место…

Вдруг раздались взмахи крыльев. Пятью секундами позже рядом с друзьями приземлились десять фаратри.