Поскольку обе эти нейронные системы сражаются за управление единственным выходным каналом поведения, эмоции могут изменить баланс при принятии решения. Это древнее сражение превратилось для многих людей в своего рода директиву: если чувствуешь, что это плохо, то, вероятно, это неправильно[195]. Здесь существует множество контрпримеров (например, сам человек может отстраняться от предпочтений других людей, но при этом по-прежнему не видеть ничего морально неправильного в их выборе), тем не менее эмоции в целом служат полезным рулевым механизмом для принятия решений.

Эмоциональные системы с эволюционной точки зрения являются древними и поэтому присутствуют у многих других видов, рациональная же система появилась позже. Однако, как мы уже знаем, новизна рациональной системы не обязательно указывает, что она сама по себе выше. Общество не станет лучше, если все будут подобны Споку — рациональными и без эмоций. Оптимальным для мозга является баланс — совместная работа внутренних соперников. Дело в том, что отвращение, которое мы испытываем, если нам предлагают столкнуть человека с моста, критично для социального взаимодействия; бесстрастность человека, нажимающего кнопку для запуска «Томагавка», наносит вред цивилизации. Необходим определенный баланс эмоциональной и рациональной систем, и этот баланс, возможно, уже оптимизирован путем естественного отбора в нашем мозге. Иными словами, демократия между двумя крайностями может быть именно тем, что вы желаете, а уход в любую сторону почти наверняка окажется менее оптимальным. Древние греки проводили аналогию для жизни, руководствующейся этой мудростью: вы — это колесничий, а вашу колесницу влекут два коня: белый конь рассудка и черный конь страсти. Белый конь всегда старается стянуть вас на одну сторону дороги, а черный — на другую. Ваша задача — надежно удерживать их, направляя так, чтобы оставаться на середине дороги.

Эмоциональная и рациональная сети сражаются не только за сиюминутные моральные решения, но и в другой знакомой ситуации: в нашем отношении со временем.

Несколько лет назад психологи Даниэль Канеман и Амос Тверски задали обманчиво простой вопрос: если бы я предложил вам сто долларов прямо сейчас или сто десять долларов через неделю, то что бы вы выбрали? Большинство опрошенных предпочли сто долларов прямо сейчас. Людям не кажется целесообразным ждать целую неделю, чтобы получить лишних десять долларов.

Затем исследователи слегка изменили вопрос: если бы я предложил вам сто долларов через пятьдесят две недели или сто десять долларов через пятьдесят три недели, то что бы вы выбрали? В этом случае испытуемые были склонны к другому мнению, предпочитая ждать пятьдесят три недели. Обратите внимание, оба сценария одинаковы: нужно подождать лишнюю неделю, чтобы заработать лишние десять долларов. Почему же происходит смена предпочтений?[196]

Причина во временном дисконтировании (дисконтировании во времени). В экономике этот термин означает, что более близкое вознаграждение ценится выше, чем возможное в отдаленном будущем. Откладывать удовлетворение сложно. Есть что-то особенное в понятии прямо сейчас, которое всегда наиболее ценно. Смена предпочтений в эксперименте Канемана и Тверски происходит оттого, что подобное дисконтирование имеет определенную форму: в ближайшем будущем линия очень быстро падает, затем приближается к горизонтали, а для более отдаленного времени почти не меняется. Эта форма выглядела бы аналогично, если бы речь шла о комбинации двух процессов: того, который заботится о краткосрочном вознаграждении, и того, который заглядывает дальше в будущее.

В свете наличия нескольких конкурирующих систем в мозге нейрофизиологи Сэм Макклур, Джонатан Коэн и их коллеги заново рассмотрели проблему с перестановкой предпочтений. Они сканировали мозг добровольцев, пока те принимали решения вида «нечто-сразу-или-больше-потом». Ученые искали систему, которая заботится о немедленном вознаграждении, и систему, которая включает долгосрочную рациональность. Если такие системы работают независимо и конкурируют друг с другом, это могло бы объяснить приведенные данные. И действительно, они обнаружили, что при выборе сиюминутного или близкого вознаграждения значительно активировались некоторые структуры мозга, вовлекаемые в эмоции. Эти зоны были связаны с импульсивным поведением, включая зависимость от лекарственных препаратов. Напротив, когда испытуемые останавливали свой выбор на отдаленном вознаграждении, обещавшем большую сумму, более активными были латеральные зоны коры, участвующие в высшей когнитивной деятельности и обдумывании[197]. И чем выше была активность латеральных областей, тем на более долгий срок участник эксперимента был готов отложить вознаграждение.

В 2005–2006 годах в Соединенных Штатах лопнул экономический пузырь на рынке недвижимости. Дело в том, что восемьдесят процентов выданных ипотечных кредитов составляли кредиты с плавающей процентной ставкой. Субстандартные заемщики[198], которые подписались на такие кредиты, неожиданно увязли в высоких процентных ставках и не могли получить рефинансирование. Взлетело число неплатежей. В конце 2007-го и в 2008 году у американцев за долги забрали почти миллион домов. Ценные бумаги, обеспеченные ипотечными закладными, быстро потеряли большую часть своей стоимости. Условия кредитования во всем мире ужесточились. Экономика стала рушиться.

Какое отношение это имеет к конкурирующим системам в мозге? Предложения по субстандартной ипотеке были оптимизированы под систему «я-хочу-это-сейчас»: купите этот прекрасный дом прямо сейчас; с очень низкими платежами; произведите впечатление на друзей и родителей; вы даже не думали, что можете жить настолько комфортабельно. В какой-то момент размер процентной ставки по ипотеке повысится, но это будет еще нескоро, это скрыто где-то в дымке будущего. Подключившись непосредственно к цепям сиюминутной удовлетворенности, кредиторы почти смогли утопить американскую экономику. Как заметил в разгар ипотечного кризиса экономист Роберт Шиллер, спекулятивные пузыри раздуты «заразительным оптимизмом, по всей видимости, невосприимчивым к фактам. Пузыри — в первую очередь социальные феномены; пока мы не поймем и не станем рассматривать психологию, которая их питает, они продолжат появляться»[199].