— Видите, — продолжал Петров, приподнимая отделенные скальпелем в местах повреждений кожно-мышечные лоскуты, — кровоизлияния в этих местах указывают на то, что все эти повреждения причинены прижизненно. По голове потерпевшей было нанесено не менее восьми ударов, и еще два — по шее и по правой руке, вот на кисти тоже кровоизлияние. По характеру и расположению повреждений и по характеру кровоизлияний я могу предположить, что сначала потерпевшей были нанесены удары в область головы, располагающуюся кпереди от правой ушной раковины, и в шею, а потом все остальные. Поэтому логично предположить, что в момент нанесения ударов она была обращена к нападавшему правой стороной тела и, вероятнее всего, лежала на боку. Ведь большинство повреждений оказались на относительно небольшом участке головы, а значит, Шаныгина в момент нанесения ей ударов почти не перемещалась. Так обычно бывает при нанесении ударов лежащему человеку. А вот повреждение на руке — типичный признак обороны. Рукой она пыталась прикрыть голову от ударов. А после нанесения первых ранений ее голова, видимо, слегка повернулась налево. Умерла она сразу после получения всех этих повреждений.

— Что за предмет использовался в качестве орудия убийства? Мой вам совет: ищите молоток. Знаете, бывают такие инструменты — с гвоздодером. Похоже, что удары наносились как бойком, так и обратной стороной ударяющей части молотка…

Узнав, что следователь собирается в город, за дочкой Шаныгиной, которая может оказаться важным свидетелем, Вадим Петрович пожелал ему удачи и вновь углубился в исследование трупа.

Следователю военной прокуратуры Тепаеву не составило труда, зная название техникума и курс, на котором училась Галя Шаныгина, разыскать в городе девочку. Сотрудница деканата вызвала ее с занятий и представила ей визитера. Следователя поразил ее болезненный вид, воспаленные глаза.

— Вы по поводу мамы? — тихо спросила она, услышав название должности Тепаева. Он стал лихорадочно подбирать слова, чтобы как-то смягчить девочке-подростку удар от известия, что мама умерла, и не просто умерла, а зверски убита.

Но Галя опередила его, сказав просто:

— Это я убила ее молотком, в ночь с двадцать восьмого на двадцать девятое декабря. Она спала на диване, а я взяла молоток и ударила ее по голове, очень сильно, несколько раз. Она подняла руку — защищалась от меня, и я ударила ее молотком по руке. После этого она как будто спрятала голову в подушку, повернулась немного налево, и я другой стороной молотка, — знаете, там, где гвоздодер, — ударила ее еще. Она умерла сразу. И ничего не говорила, и не хрипела. Я завернула ее в портьеру и одеяла и положила в сундук. Это был сундук ее второго мужа, Шаныгина. Я его закрыла и вытащила на улицу, закопала в снег. Я даже сама удивилась, как справилась. А белье, на котором она лежала, я сожгла в печке, оно было все в крови.

— Галенька, зачем ты это сделала?! — ахнула сотрудница деканата.

Галя повернулась к ней:

— Я ее видеть не могла. Пьянь несчастная, из-за нее и отец умер. И даже этот… Шаныгин! — с ней жить не смог, уехал. Мне надоело ее из-под пьяненьких солдатиков вынимать. Все уже шушукались; И тогда, в тот день, она пришла с гулянки домой и мне похвасталась, что с Геной переспала. А Гена меня даже поцеловать боялся… А после того, как она мне это сказала, да еще и хихикала, что, наверное, забеременела от Гены и братика мне родит, мне про Гену стало даже думать противно.

— А где молоток? — машинально спросил Тепаев.

— Дома. Я покажу. Мы ведь сейчас туда поедем?

В квартире Галя спокойно показала, как она убивала мать, где лежит орудие убийства, показала на следственном эксперименте, как она укладывала тело в сундук и волокла его на улицу, в сугроб. Судебные медики Петров и Новицкая подтвердили соответствие слов несовершеннолетней обвиняемой объективными судебно-медицинскими данными.

Придя через некоторое время за заключением экспертизы трупа Шаныгиной, следователь сразу заглянул в выводы: Зинаида Шаныгина беременна не была…

В мае 1972 года В. П. Петров демобилизовался, а в сентябре был зачислен на кафедру уголовного процесса и криминалистики юридического факультета ЛГУ. Там он бессменно преподавал судебную медицину до июня 1996 года. До тех пор ему не была установлена инвалидность без права работы. Осенью его положили в больницу; ему трудно было говорить; он отпустил усы и шутил, что это он сделал из кокетства, дабы не так была заметна его худоба. А она действительно бросалась в глаза…

Девятого октября, лежа на больничной кровати, Вадим Петрович работал над экспертизой по крупному делу, делал заметки. Десятого его не стало…

Но остались его работы, каждая из них может дать пищу для серьезного исследования как образец могучей эрудиции, нетрадиционного экспертного мышления, логики и высокой экспертной культуры.

Все эти качества ярко проявились в работе В. П. Петрова по делу Эверта, — делу, которое вошло в анналы криминалистики и вдохновило писателей на создание художественных произведений[3].

Успех в расследовании этого уникального дела обеспечило счастливое сочетание профессионализма следователей и высочайшего мастерства и опыта В. П. Петрова и других экспертов, принимавших участие в работе по делу.

Фабула дела заключалась в следующем. Первого сентября 1969 года в дачном поселке под Ленинградом произошло ЧП: ночную тишину вспугнули два выстрела, раздавшиеся в доме, где жила семья Эвертов. Через некоторое время в соседний дом прибежала невеста взрослого сына Эвертов, она принесла охотничье ружье. Соседи с трудом поняли из сбивчивого рассказа испуганной девушки, что отец ее жениха убил из этого ружья свою жену и застрелился сам. Зайдя в дом Эвертов, соседи увидели тела хозяина и его жены с огнестрельными ранами.

Приехавшие работники местной прокуратуры вместе со специалистом в области судебной медицины, экспертом-криминалистом, сотрудниками отдела внутренних дел составили подробный протокол осмотра места происшествия, в котором указали, что трупы хозяев дома располагались на кроватях, стоявших в спальне под прямым углом друг к другу: кровать Надежды Федоровны Эверт — вдоль одной стены комнаты, кровать ее мужа — перпендикулярно к ней, вдоль другой стены, изголовье к изголовью. Труп женщины был укрыт одеялом до груди, левая нога согнута в колене, на полу у кровати в луже крови валялась книга, рядом лежали очки. Голова ее была практически разнесена выстрелом, мозговое вещество находилось на подушке. Так же, как у Надежды Федоровны, череп у ее мужа был раздроблен, но других повреждений при осмотре трупа не найдено.

Участники осмотра отметили в протоколе, что окна и двери дома повреждений не имеют, замки на всех дверях исправны. И не прошли мимо того обстоятельства, что на стене около кровати Надежды Федоровны, а также на торце и филенках двери, ведущей в комнату, мелкие и крупные брызги, а также единичные пятна и подтеки запекшейся крови. Но не придали этому обстоятельству должного значения, равно как и лежащим на полу очкам с книгой, и хотя приложили к протоколу фотоснимки и план места происшествия и указали, что изъяли охотничье двуствольное ружье и две стреляные гильзы, не сочли нужным описать в протоколе, где именно располагались эти предметы; а может быть, просто упустили это из виду.