Поняв, что и так зашёл далеко, капитан траулера повернул назад, не забыв просветить локацией вглубь ордера англичан, выявил ещё метки на радаре.

А далее история повторилась. На приказ лечь в дрейф аргентинцы не подчинились. «Харриеры» обстреляли из пушек и сбросили бомбу, повредив судно, убив одного матроса и ранив 12.

Офицер разведки капитан-лейтенант Г. Льянос отправил сообщение об обнаруженных кораблях в штаб, а экипаж покидал тонущее судно. Однако «Нарвал» продолжал оставаться на плаву, и высаженная с вертолёта досмотровая команда английского спецназа обнаружила доказательства разведывательной деятельности траулера. Британцам достались шифровальные книги, инструкции, справочные документы, но плененный капитан-лейтенант если что-то и знал об операции, то стойко молчал.

Второй ориентир выдал «Боинг 707». Опасаясь попасть в зону действия дозора ПВО, экипаж «Боинга» тем не менее, обозначил северо-западную границу эллипса, в которую было растянуто британское соединение.

Не стала совершать каких-либо обходных манёвров «Сан-Луис». Командир подлодки Фернандо Аскуэта, понимая, что может просто не успеть, рассудил: пусть тихо, медленно, но верно! Поэтому шла лодка на узлах малошумных и неторопливых, но сумев ещё до контрольного времени передачи сигнала миновать первый обнаруженный акустиками эсминец противника.

На тот момент, когда таймер дотикал до нужного времени и зуммер предупредил о необходимости выхода «Сан-Луис» на связь и передачи данных, фрегат «Эрроу», выполнявший функции корабля противолодочной обороны (ПЛО), запеленговал подозрительные шумы и за субмарину активно взялись. Поднятые с «Гермеса» вертолёты ПЛО сыпанули глубинными бомбами. В таких условиях всплывать было смерти подобно. Поэтому Фернандо Аскуэта решил, если и совершать такой самоубийственный шаг, то только обнаружив и передав в штаб координаты главной цели — авианосцев.

Надо сказать, что британцы никак не предполагали, что отслеживаемая субмарина продолжит следовать вглубь ордера. Сказалось и успешное применение средств гидроакустического противодействия — аргентинским подводникам удалось разорвать гидроконтакт с кораблями ПЛО противника, неумолимо продвигаясь в центр боевого построения англичан. Но они безнадежно опаздывали.

* * *

Ударное соединение, включающее русский атомный крейсер и аргентинский эсминец сопровождения «перевыполнило план», выйдя в зону пуска ракет на 40 минут раньше, продолжая сокращать дистанцию до невидимой цели, курсирующей где-то там за грядой Фолклендских островов, за горизонтом, за темнотой ночи.

На ГКП снова главенствовал Терентьев, нервно поглядывающий на хронометр — информация была неполной, запаздывала, а время тикало, приближая рассвет.

Подготовка к ракетным стрельбам всегда происходила тягуче. Анализировались входящие данные, которые поступали не единовременно, происходило уточнение и корректировка, строилось компьютерное моделирование.

Специалисты ракетного дивизиона оценили это как некий вызов своему профессионализму — не имея идеально точного целеукзания, зная лишь построение ордера, имея конкретные электронные данные авианосцев (приоритетно тип «Инвинзибл», но на крайняк сойдёт и «Гермес»), рассчитать полёт и запрограммировать головку самонаведения П-700 так, чтобы ракета не достигая действия ПВО кораблей дозора, «упала» за радиогоризонт, минуя эти корабли прикрытия на сверхмалой высоте, игнорируя их как «цели», но вышла к главному — ядру соединения.

Но данных по-прежнему было слишком мало для уверенного пуска ракеты.

Солнце уже взошло, просто его не было видно за устилавшими горизонт тучами. Время гнетуще тянулось — операция срывалась. Почти вслух, сквозь сжатые зубы матерился Скопин, который не спал всю ночь, но конечно не ушёл с боевого поста в такое ответственное время.

Виноватыми выглядели аргентинские офицеры, так же присутствовавшие на командном пункте крейсера.

Терентьев просто обязан был сохранять невозмутимость, но судя по тому, как двигались на его скулах желваки — нервничал.

— Командир, давай ракету-наводчик пустим, не жадничай, — не выдержал Скопин, — лицо теряем, и не важно, что не по своей вине.

Терентьев раздражённо дёрнулся, но промолчал — при всей сглаженности отношений с близким помощником, его иногда раздражала фамильярная простота старпома, особенно во время учений и тем более боевых стрельб.

«Затянул петлю» локализации, пусть и взлетевший с задержкой из-за технических неисправностей «Нептун 2Р112», выявивший передовые корабли дозора противника на южном направлении.

В боевом информационном центре компьютеры жадно проглотили дополнительные данные, мгновенно выдав искомую конфигурацию.

И хоть главная цель — авианосцы, так и остались за горизонтом обнаружения, но зная боевой порядок соединения, место в строю вполне приемлемо просчитывалось — разбитая мозаика сложилась в доступные контуры.

Боевая тревога была уже давно объявлена, но теперь казалось, что всё задвигалось по-другому, а в нарочито спокойных интонациях специалистов ракетного дивизиона угадывалось волнение и понимание важности момента.

Терентьева же наоборот отпустило. Почти весело взглянув на Скопина, он запоздало ответил:

— Это не жадность. Здесь иная концепция

— Это ж какая ещё концепция?

— Концепция экономии.

— Что б вы понимали в экономии, — старпом был безобидно снисходительным. Увидев, что к их разговору прислушиваются штурман и командир БЧ-7, решил, как всегда выдать сентенцию, — экономия это когда произнести утвердительное «да» (всего лишь две буквы) затратней, нежели ответить "ага". И знаете почему? Потому что на "ага" можно даже рот не открывать, промычав: "угу".

Крейсер уже держал курс на расчётный пеленг цели. Пусковой стакан залит водой — свои нюансы, «мокрый старт»[80], открывается крышка шахты.

Разрешение на пуск. Последний отсчёт оператора звенящим от волнения голосом — это не какие-нибудь учебные, практические и даже фактические стрельбы. И пусть противника не видно в перекрестье прицела, в живую! Он где-то там, почти абстрактный, почти гипотетический, но это первые для них, для всей команды, вполне себе боевое…, первое боевое применение П-700.

* * *

Командир эсминца «Пьедро Буена» был частично посвящён в детали операции. В плане боевой задачи у него были указаны, в том числе и временные рамки, в которые, как он видел, они уже не укладывались. Когда сигнальщик доложил, что «русский» стал отставать, он вышел на крыло мостика, с любопытством наведя бинокль на крейсер.

Вовремя! Нос крейсера в районе бака пыхнул, заклубился дымом, застилая надстройки.

Долетел звук — рёв!