по глазам Стаса вижу, что у него на языке крутится множество вопросов, но мы уже паркуемся на стоянке возле больницы.

– Я тебе все расскажу. Только для начала ты должен…кое-что увидеть. Потерпи, ладно?

На посту я объясняю медсестре ситуацию, показывая рукой на поодаль стоящего Стаса. К счастью, персонал хорошо меня знает и с пониманием относится, поэтому нас пропускают в реанимацию к бусинке.

– Только ненадолго, Кира. Я итак иду на множественные нарушения…

– Я понимаю. Нам бы просто ее увидеть.

Стас нагоняет меня как раз у широкого окна палаты реанимации и, схватив за руку, спрашивает:

– Кира, что вообще происходит?

А я просто поворачиваюсь и смотрю в окно сквозь слезы на свою девочку. Она лежит без сознания, вся бледная, опутанная трубками, проводами и с кислородной маской на лице.

– Кто это?

Я молчу, не в силах признаться. Произнести главного. Того, что разрушит мою жизнь. Но, я надеюсь, спасет мою бусинку.

– Кто это, Кира? – с нажимом повторяет вопрос Стас.

– Ее зовут Яна. Она – моя дочь и она умирает. Нам нужна твоя помощь, – выдыхаю, словно в омут с головой прыгнула.

Теперь и Стас медленно поворачивает голову и смотрит на малышку, словно не верит своим глазам. Как будто я сказала что-то…из ряда вон.

Напряжение между нами нарастает в геометрической прогрессии. И чем дольше молчит Стас, тем больше я боюсь его реакции. И не зря.

– Чья это дочь? – как-то совсем тихо спрашивает он. Я чувствую, я знаю, что он все понял. Догадался. Но ему необходимо услышать ответ от меня лично.

– Наша.

– Чья. Это. Дочь? Отвечай! – жестко требует Стас, неожиданно крепко, до боли, сжимая мое предплечье и слегка встряхивая.

– Моя, – произношу почему-то шепотом. – И твоя.

– Этого не может быть! Почему тогда ты не сказала мне ничего семь лет назад и якобы вышла замуж за другого?! А сейчас пытаешься мне доказать, что я – отец твоего ребенка?!

– Ты можешь устроить любые проверки, Стас. Все равно результат будет один – тесты покажут, что Яна – твоя дочь. Но это все займет время. А его у нас нет, наша дочь умирает! И я не справляюсь с этим! Иначе никогда бы не пришла к тебе!

Все же не могу сдержать слез, когда представляю худшее. Стас пристально смотрит мне в лицо и угрожающе шипит:

– Я понятия не имею, что сделаю с тобой, если то, что сказала, окажется правдой, и ты скрывала от меня дочь целых семь лет. И поверь, тебе лучше не знать…

Глава 33

Стас

Охереть! Я – отец. Оказывается, уже почти семь гребанных лет!

У меня есть дочь. Эта мысль совершенно не укладывается в моей голове. Ну, какой из меня отец?! Я даже понятия не имею, с какой стороны подойти к ребенку! Вот о чем говорить с девочкой, которой почти семь по моим подсчетам?! Что они любят? Чем интересуются? Млять, что вообще делать с девочками?!

Мысли о том, чтобы оставить все, как есть, у меня нет. В мозгу мгновенно вспыхнула и укоренилась мысль, что я хочу и буду общаться со своей дочерью. Даже если это будет сложно. Даже если не умею. Но у моей дочери будет отец. Хоть такой, как я.

Сейчас главное – спасти ее. Неважно, сколько это будет стоить, и что нужно для этого сделать. Моя. Дочь. Будет. Жить.

Смотрю на маленькую беззащитную девочку, что бледная лежит, вся опутанная проводами, и понимаю – МОЯ. Даже сквозь стекло ощущаю, что это моя родная девочка. Вот так, за доли секунды, с первого взгляда…так бывает вообще?

И в груди разрастается желание защитить ее. Помочь. Вытащить из той пропасти, в которую она летит.

Для начала я поговорю с ее лечащим врачом, узнаю, что там по прогнозам. А дальше буду действовать по обстоятельствам. Но МОЯ дочь выкарабкается. А с ее нерадивой матерью я разберусь позже.

Я молча, не глядя на Киру, разворачиваюсь и иду в сторону ординаторской.

– Стас! – окликает меня Кира со слезами и безысходностью в голосе. – Ты куда?– шепчет, но я все же слышу.

– На выход, – бросаю зло через плечо. – Мне надо подумать. И принять ситуацию. Мне нужно время.

– Но его нет у Яны! – отчаянно кричит, забыв, что мы находимся в реанимационном отделении. А меня берет злость.

Резко разворачиваюсь и в упор смотрю на Киру, по щекам которой катятся слезы. Но они меня не трогают. Только не сейчас.

– Почему тогда ты не попросила о помощи раньше?! Зачем было изображать из себя мать-героиню, пойдя в проститутки?! Зачем вообще было скрывать, что у меня есть дочь?! А, может, это не моя дочь, а ты просто пытаешься повесить на меня спасение чужого ребенка?!

Кира замирает на месте, пораженная. Она не ожидала подобной реакции. Но и я не смог смолчать: я в ярости от того, что она устроила эту никому не нужную санта-барбару, скрыла от меня ребенка, а теперь пытается давить на жалость. Такие фокусы со мной не проходят.

– Я не…– начинает она, но я резко ее перебиваю, не желая терять драгоценного времени. Оно действительно может стоить Яне жизни.

Яна Станиславовна Аверина…Звучит.

Бросаю еще один взгляд в окно реанимационной палаты. Мы обязательно познакомимся с тобой, малышка, когда ты выздоровеешь. И ты будешь знать, что теперь у тебя есть настоящий папа.

А Кире я равнодушно сообщаю:

– Я – не благотворительный фонд, а поэтому не намерен лечить чужих детей. Прежде всего я сделаю тест ДНК. И если он покажет, что Яна – моя дочь, то…я подумаю, чем могу помочь.

Разумеется, я так поступать не собираюсь. Я никогда не играю жизнями женщин и детей. Но Кире надо преподать хороший урок. Она не имела права лишать МОЕГО ребенка отца. Я – такой же родитель и имею право знать.

– Но прежде всего, – невозмутимо продолжаю, не обращая внимания на состояние Киры, – если окажется, что Яна все же моя дочь, я намерен лишить тебя родительских прав. У нее не должна быть мать – проститутка.

– Ты…– в шоке Кира пытается мне что-то сказать, но мне порядком надоела наша перепалка.

– Разговор закончен, Кира. Я сам свяжусь с тобой позже.

В ординаторской меня встречает мужчина средних лет.

– Чем могу помочь?

– Я ищу лечащего врача Яны, – чуть не ляпаю «моей дочери», но вовремя прикусываю язык. Такие подробности доктору знать не обязательно. Чтобы не возникли лишние вопросы.

– Это я. Максим Валерьевич, – протягивает руку.

– Стас,