наказание! – Райдэн мерил шагами комнату. – Эти ублюдки в масках!

– Этого не будет, – с милой улыбкой ответил Акайо и сел возле огромной ширмы, расписанной камелиями. Поправил подол кимоно и разгладил алую ленту на поясе.

– Они пытали её! – Райдэн указал на Мико.

– И они никому об этом не расскажут. Эти четверо Шинокаге… умеют хранить мои тайны, но никогда не пойдут против императора. Как и я. – Акайо приложил руку с длинными ногтями к груди и улыбнулся ещё более лукаво. – А если его величество узнает о случившемся, то и они, и вы лишитесь головы. Шинокаге – за предательство, а вы – за то, что распускали мерзкие слухи о кицунэ во дворце. Всем нам повезло, что о вашем появлении донесли моим Шинокаге.

– Кто это сделал? – Мико вскинула голову, боль почти ушла, но её всё ещё потряхивало. – Кто донёс?

– Какая-то женщина, – отмахнулся Акайо. – Сказала, что вы приходили в её лавку и расспрашивали их с мужем про кицунэ при дворе. Ради своей безопасности и безопасности императора я приказал вас схватить и добыть ответы. И каково же было моё удивление, когда я пришёл взглянуть в глаза глупцу, решившему меня погубить, и увидел, что это сын Мегуми.

Райдэн остановился как вкопанный и уставился на Лиса.

– Вы знали мою мать? – Голос его прозвучал насторожённо и резко, но всё же едва заметно дрогнул.

Акайо захихикал.

– Если бы ты хоть на мгновение перестал орать о своей девчонке и сыпать угрозами, то услышал бы, что я говорил. Мегуми навещала меня не так давно. – Он прикусил ноготь на большом пальце, размышляя. – Когда же это было? Год назад? Семь? Пятьдесят? Ох, кажется, когда-то совсем недавно… Ты очень похож на свою мать, тебе об этом говорили, тэнгу? – Акайо не стал ждать ответа и продолжил: – Я сразу тебя признал: Мегуми упоминала о сыне, уж не помню по какому поводу. А, кажется, тогда она была тобой беременна! Да, у неё определённо был этот пугающе огромный живот. Так или иначе у неё хватило ума незаметно проникнуть во дворец под защитой ночи и заклинаний, а не устраивать балаган в городе.

– У нас не было другой возможности, – огрызнулся Райдэн. Лис ему явно не нравился.

– Отчего же? – хихикнул Акайо. – Тэнгу разучились летать?

Мико напряглась и быстро взглянула на Райдэна, но тот внешне остался спокоен.

– Именно, – сказал он. – У меня нет крыльев.

– О, – вскинул брови Акайо. – Это… многое объясняет. Особенно эту твою…

Мико поспешила вмешаться в разговор, чтобы избежать ссоры. Помощь Лиса им всё ещё была нужна.

– Зачем к вам приходила мама Райдэна?

– Полагаю, за тем же, зачем и вы. – Он перевёл взгляд с Мико на Райдэна. – Она хотела вернуть земли Истока в человеческий мир.

В комнате повисло напряжённое молчание. Лицо Райдэна стало бледным, почти серым. И Мико понимала почему. Если его мать была здесь, значит, у Акайо нет ответов на их вопросы. Значит, возможно, они проделали этот путь зря.

– Она сказала, что больна. Что, возможно, принцесса Эйко так и не родится, и искала способ снять печати до того, как умрёт. – Акайо вздохнул, но ни в тоне, ни во взгляде его не было ни сочувствия, ни жалости.

– И вы сказали ей, что такого способа нет? – тихо спросила Мико, чувствуя, как падает сердце.

– Я сказал, что такого способа не знаю. А знал бы – всё равно не открыл бы его. – Акайо облокотился на стол, сплёл пальцы и уложил на них точёный подбородок. – Я слишком люблю людей, чтобы выпустить ёкаев на волю. Здесь же начнётся бойня!

Он захихикал, и Мико не смогла понять его веселья.

– Земли Истока умирают, – сухо сказал Райдэн. – Ёкаи голодают, поля не приносят риса. Дух острова превратился в кости. Магия нас убивает. Баланс миров нарушен, если так пойдёт и дальше…

– Меня это не заботит, – отрезал Акайо, и наигранное веселье вдруг слетело с него, черты лица заострились, взгляд стал колючим. – Ты думаешь, что, вернув остров в человеческий мир, решишь все проблемы? Нет, Райдэн, ты выпустишь из клетки голодных, необузданных зверей. Пока ты будешь есть рис со своих полей, другие ёкаи будут обгладывать мясо с человеческих костей. Да вот только ты об этом не думаешь.

– Я думаю о моём народе. – Райдэн казался спокойный, но руки его едва заметно дрожали от ярости. – И сейчас мой народ умирает.

– Это забота Хранителей, а не обычного тэнгу, – махнул рукой Акайо. – А ты, судя по тому, что явился сюда без крыльев и магии, Хранителем так и не стал. – Он снова хихикнул. – Твоя благородная мать знает, насколько низко ты пал?

На миг Мико показалось, что Райдэн его ударит. Она физически ощутила, как сгустился и будто бы заискрился воздух между ними. Но Райдэн не сдвинулся с места. Выпрямился, вскинул голову и ядовито усмехнулся.

– А твоя? – цыкнул он, косясь на алую ленту на поясе Акайо. – Что бы она сказала о ручном кицунэ?

Улыбка с лица Акайо не исчезла, но вдруг стала угрожающей, больше напоминая оскал, глаза потухли и стали чёрными, как ночь. У Мико от его вида зашевелились волосы на затылке.

– Мы знаем, что монахов на острове было тринадцать, – поспешила она встрять в разговор и перетянуть внимание Акайо на себя. – Вы написали об этом в своей книге.

Акайо удивлённо моргнул, оторвал взгляд от Райдэна и посмотрел на Мико так озадаченно, будто совершенно не понимал, о чём она толкует.

– И что?

– Он был важен, этот тринадцатый монах. Без него бы не сложилось заклинание, и он мог как-то повлиять на него после. Он был тайной, важной тайной, о которой не знали ни люди, ни ёкаи. Никто, кроме вас.

Всё это были не более чем предположения, но Мико вдруг разглядела то, что пряталось за словами Акайо. Он единственный знал о тринадцатом монахе. Он любил людей, стремился их защищать. Как и тысячу лет назад, как будет и тысячу лет спустя. Макото сказал, что Акайо покинул земли Истока примерно одновременно с тем, как с острова ушли последние люди. Он оберегал их. Как оберегает до сих пор, помогая наложницам сбегать из гарема и пряча их в храме Кормящей Матери. А ещё, если Мико и усвоила что-то из общения с ёкаями, так это то, что они постоянно лгут. Акайо знает больше, чем говорит.

– Вы помогали монахам в тот день, – сказала она, уверенно глядя в медовые глаза кицунэ. – Хотели защитить людей и поддержали идею с заклинаниями.

На этот раз Акайо не удалось сохранить улыбку. Румянец схлынул