Властный тон сработал. О, да. Он меня ещё никогда не подводил.

Недосказанная многозначительность

Юля

Пока Элька меня вопросами забрасывает, Павлик как-то странно напрягается. А я не могу понять бурного интереса подруги.

Ну, то есть как бы да. Это её «детище» – подсунутый Костров, но её вопросики сбивают с толку. Она словно проверяет, не лгу ли. Похоже, следит, и мне почему-то это не нравится. Особенно то, что Элька на полуслове отключается.

Странно. Всё очень странно, а от этого настроение улетучивается, как дым, как мыльные пузыри, что радовали глаз, но лопнули, оставив влажные следы на асфальте.

– Юль, я… – начинает Костров, но я его перебиваю.

– Отвези меня домой, – говорю со вздохом. – Что-то я устала.

Он смотрит на меня пристально, головой трясёт, а потом кивает, соглашаясь.

– Да, конечно. Поехали.

Уже в машине, когда я немного успокоилась, попыталась перезвонить Эльке, но телефон её издавал длинные гудки и молчал.

Ну, мало ли. Бросила где-нибудь. Она не обязана бежать по первому моему зову. Но настроение упало ещё ниже.

Вот казалось бы: всё хорошо, а какие-то мелочи могут полностью перевернуть всё с ног на голову, разрушить очарование вечера.

– Ты что-то хотел сказать? – спрашиваю Павлика.

– Я? – дёргается Костров. Что это с ним. Как на иголках.

– Ты. Там, в кафе. Я тебя перебила.

– Может. Не помню, – выдаёт он с запинкой, и я понимаю: врёт. Но не могу же я его пытать, тем более, он машину ведёт. Пусть уже расслабится, что ли.

– Ладно, не помнишь – значит не помнишь, – ставлю точку, чтобы не зацикливаться ещё и на каких-то недомолвках Кострова. Мне и без него хватает мыслей на всякие разные темы.

Я приоткрываю окошко, впускаю ветер в салон авто. Мне нравится, как он треплет волосы, хоть и пахнет большим городом, огнями, выхлопными газами. Всё равно в этом есть что-то невероятно притягательное и волшебное. Я умею ловить подобные моменты.

– Прикрой, – говорит Павлик, – а то простудишься.

Его забота умиляет.

– Зануда, – ворчу я, но всё же поднимаю стекло почти на «нет», но из вредности оставляю небольшой зазор. – Тепло же, а я почти никогда не болею.

– Вот мне и нужно, чтобы это «почти» с тобой не случилось. Ты теперь не одна.

Он говорит это с каким-то приятным нажимом. Я понимаю: он о детях, что барахтаются внутри меня, но хочется думать, что и себя Костров тоже имеет в виду. Что он меня не бросит. Будет рядом. Позаботится, чтобы мы всегда были счастливы и довольны. Я и наши мальчишки.

Нет, это не розовые очки. Я давно их разбила, когда меня бросил Ильин. Но сейчас такое настроение. Я могу помечтать. Немножечко. Иначе без этого – никак. В женщинах, наверное, всегда сидел и будет сидеть чёртик, что заставляет верить во всякую чепуху, искать и находить то, чего окружающие и не думали, и не говорили. Сама придумала, сама поверила…

Ну и пусть. Пока мы едем, я могу думать, о чём хочу, и мечтать. За мимолётные мечты платы не берут.

Павлик останавливает машину в моём дворе. Мне не хочется выходить. И он молчит. В нём нет нетерпения, он не спешит со мной расстаться. И это тоже согревает сердце.

– Спасибо за вечер, – искренне благодарю я и решительно берусь за ручку. Миг – и его рука накрывает мою. Ожог. Разряд тока. Я даже дёргаюсь – так это сильно.

Ладонь у него горячая, а большой палец по-хозяйски поглаживает кожу около запястья.

– Завтра нас мама в гости пригласила, – напоминает он, будто я могла об этом забыть. Я помню.

– Ты о чём-то хочешь меня предупредить? Я что-то должна знать? – спрашиваю, заглядывая ему в глаза.

Он нехотя отпускает мою руку, но находится так близко, что я чувствую его дыхание. Тяжёлое и рваное. Будто он гнался за мной. А я не убегаю. Рядом сижу, и мне сложно оторвать от него взгляд.

– Нет. Они нормальные. Папа и мама. Разве что мама может заболтать кого угодно. Но мы привыкли.

– Ну, болтовнёй меня точно не испугать, – улыбаюсь Кострову ободряюще. Такое впечатление, что не я волнуюсь, а он.

– Просто будь собой. Этого достаточно. До завтра?

Он спрашивает и смотрит. О, этот мужской взгляд, полный надежды! Но на чай он не просится, а попросился бы – не знаю, смогла бы я его отшить. Во мне всё бурлит, а Павлик действует неправильно. Генератор тока и приятных ощущений. Я только думаю о нём и покрываюсь мурашками.

– До завтра! – снова берусь за ручку, и снова он со вздохом меня останавливает. Но больше ни о чём не спрашивает. Притягивает к себе. Целует.

Да. Теперь я поняла, чего не хватало для финала праздника. Фейерверка, когда небо расцветает огнями. Именно это происходит со мной. Взрывы, разноцветье, восхищённые ахи на заднем фоне. Это я, что ли их издаю?

– Юлька. Моя Юлька, – жарко шепчет этот невыносимый источник беспокойного наслаждения и гладит моё лицо. Так, словно запомнить пытается на ощупь и налюбоваться впрок.

Ну да. Шутка ли: несколько часов не будем видеться.

– Иди. А то я тебя никуда не отпущу, – голос у Кострова набирает опасно низких тонов. Ещё немного – и я сама никуда не уйду. – Я заеду утром. Как всегда.

Это «как всегда» всего раз случилось, а у меня такое впечатление, что мы с ним сто лет знакомы и встречаемся очень-очень долго.

Здравый смысл должен быть где-то рядом. Нужно за него цепляться и карабкаться наверх, как альпинист. Правда, страховки у меня нет и снаряжения, но лучше так, чем провалюсь и пропаду.

– До свидания, Павлик, – мурлычу совершенно развратно, и мне даже не стыдно.

Последнее, что я вижу, выходя из машины, это его перекошенное лицо. Я что-то сказала или сделала не так?

Нет, наверное, всё так. Просто ему, я думаю, тоже невероятно трудно расстаться, но портить ничего не хочу. Потому что сейчас я поманю пальцем, он побежит за мной. Не пройдёт и нескольких минут, как мы окажемся в одной постели, а потом я буду жалеть, что так быстро сдалась.

Пытаемся узнать друг друга получше – значит знакомимся. А то будет Ильин №2.

При воспоминании об Алёшеньке, хорошее настроение снова куда-то улетучивается. Может, потому что я вспоминаю: он звонил. Четыре раза. А я ему не ответила. Звук отключила, чтобы не бесил и не портил вечер.

Но Ильин никуда не делся, поэтому вот сейчас приду домой, устрою ему головомойку, пошлю и растопчу каблуками. Пусть знает, что он мне больше не нужен. Абсолютно. Но всё же хотелось бы знать, что на самом деле у него на уме. Я в жизнь не поверю, что я ему нужна с двумя детьми. Не укладывается в голове. И было бы честнее, если б он сказал правду.