После слова «верность» она не сказала кому. Ну разве мог я ее не любить?

— Это так. Но персонажи моего романа — это не я. Они ничего не могут добиться. Они только теряют.

— И главный герой теряет сексапильную красотку из зверинца вместе со всем прочим?

— Ну, там все не так однозначно, — сказал я, немного подумав.

— Что и требовалось доказать, — со смехом заявила Ванесса и хлопнула в ладоши, как Архимед, только что решивший теорему. — Стало быть, это роман обо мне.

Quod erat demonstrandum.[62]

Никогда прежде я не видел ее такой веселой, жизнерадостной, красивой и сексапильной. Богиня Майя.

— Измени имена, — посоветовал я, когда Ванесса дала мне прочесть первую страницу своего романа (и, как выяснилось, единственную ею написанную).

Поскольку я отказался назвать мой роман «Ванесса», она дала это название своему. Так звали главную героиню. А главный мерзавец носил имя Гай. Они познакомились в магазине под названием «Вильгельмина». Маму Ванессы звали Поппи. В романе Гай не пытался подкатить яйца к Поппи, но причинами этого несовпадения с реальностью были только выбор времени и неосведомленность автора. В описываемый период я и не пытался, а Ванесса — реальная Ванесса — до сих пор не ведала о моих тайных помыслах и нездоровых фантазиях.

— Если ты думаешь, что смена имен может кого-нибудь обмануть, ты полный кретин, — ответила она.

Она упускала из виду одну важную особенность сочинительства: сколь бы правдиво ты ни описывал свою жизнь, с той минуты, как ты изменял имя героя, ты изменял самого себя. Именно из этого крошечного различия, неустанно твердил я Ванессе, и рождается высшая истина.

— Чушь собачья! — отвечала она. — Что такое высшая истина?

— Это больше чем просто правда.

Впоследствии она отплатит мне той же монетой, когда я изобличу ее во лжи.

Смена имен, как ни крути, необходима романисту. Измени имена — и ты изменишь свой взгляд на события, а изменив взгляд, ты сможешь увидеть не то, что тебе когда-то показалось, а то, что случилось в действительности.

Итак, изменив имена, официально приглашаю вас на одно знаменательное мероприятие, состоявшееся через два года после того, как мать и дочь впервые перешагнули порог «Вильгельмины» (каковую ради высшей истины я переименовал в «Маргариту»).

* * *

Автор и Полина Жиродиа

Приглашают Читателя

На свадьбу Валери и Гидеона

Почему «Маргарита»? Почему Валери и Полина? Да просто потому, что звучание этих имен отдавало рафинированным французским порно.

«Сейчас, когда я пишу эти строки, перед моим мысленным взором встают две женщины — единственные, кто возбуждал во мне истинную страсть, — Валери и Полина… После того как Полина приготовила наряд для свадебной церемонии Валери — включая черные шелковые чулки, черные перчатки и черные замшевые туфли на шпильке, — невеста неторопливо разделась перед зеркалом, надушилась и подрумянила свои груди…» И так далее в том же духе.

Что касается фамилии, то ее я позаимствовал у Мориса Жиродиа, основателя издательства «Олимпия-пресс», выпускавшего мою любимую эротическую литературу, которая иначе так бы и осталась неизданной.[63]Правда, от рождения он звался Морисом Каханом, но его отец, Джек Кахан, в Париже тридцатых годов учуявший приближение нацистской угрозы, предусмотрительно переписал сына на девичью фамилию матери: Жиродиа. В мемуарах Морис очень тепло отзывался о своей маме-француженке, энергичной, неунывающей и обворожительной — примерно в тех же словах я мог бы описать и свою маму, будь моя привязанность к ней чуть сильнее или будь я сам чуточку добрее к окружающим.

Его отец, Кахан-старший (кстати, родившийся в Манчестере, неподалеку от моих родных мест), также занимался изданием эротической литературы, в том числе запрещенной в Америке, включая Генри Миллера. То было смутное время для литературы, когда романисты оскорбляли всех и вся, власти боролись с печатным словом и никто не был тем, кем представлялся. Кто такой Фрэнсис Ленгель, написавший «Белые ляжки»? Александр Трокки, кто же еще? А кто скрывается за безобидным именем Генри Джонс? Человек с не менее безобидным именем Джон Коулмен, сочинивший далеко не столь безобидный роман «Гигантская кровать» (с пассажами типа: «Наши губы слились, и в тот же момент ее рука нырнула за пояс моих брюк, обнаружив там мою вновь обретенную мужественность»). Какими важными персонами, должно быть, чувствовали себя эти авторы — при всей их нищете и безвестности, — видя, как паникуют власти каждый раз, когда женская рука бесконтрольно залезает в писательские штаны. А моя теперешняя возня с подменой имен была лишь попыткой приобщиться к давним уловкам и иллюзиям. Можете назвать это ностальгией. Сочинительству никогда уже не быть таким веселым и увлекательным занятием, каким оно было в ту пору.

Если хотите, можете также назвать это чувством единения — сродни тому самому чувству, проявления которого так упорно добивалась от меня Мишна. Я и сейчас еще не был готов к этому, хотя уже мог представить себя на месте отца Мишны, со смертного одра слезно взывающего к Господу. И, случись мне оказаться в больнице, я при первых же признаках врачебной озабоченности мигом вспомню о своем еврействе, начну требовать, чтобы мне позвали раввина и дали поцеловать свиток Торы. Но пока что я мог ощутить единение лишь с отдельно взятыми евреями, которые сочетали любовь к своим матерям с увлечением «непотребной» литературой. Всего наилучшего вам, Джек и Морис Каханы, великие знатоки непристойностей и распутства. Tsu gezunt.[64]

Вымышленный брак Валери и Гидеона, подобно реальному браку Ванессы и Гая, был зарегистрирован в мэрии городка, а для праздничного застолья был выбран модный ресторан «Мерлин» в Олдерли-Эдж.[65]

Реальная свадьба не сопровождалась религиозными церемониями, что не вызвало возражений со стороны Эйблманов. Как я уже отмечал, наша семья была равнодушна к религии, и никто даже не обмолвился о соблюдении еврейских обрядов. Что до Ванессы, то она и думать не думала о таких вещах.

Полина выразила недовольство тем, что ее дочь предпочла свадебный наряд темных тонов, а еще ранее матушка Мелкого Гида выразила возмущение тем, что невеста приобрела наряд не в «Маргарите». Недовольство и возмущение выразил и сам Мелкий Гид, когда услышал от своей будущей жены, что она, наряду с отказом от высоких каблуков и глубокого декольте, намерена отказаться от «почитания и уважения мужа» и от занятия с ним сексом в ночь после свадьбы. Такая возмущенно-недовольная реакция близких вызвала ответный гнев Валери, а в гневе Валери была ужасна. Неудивительно, что Мелкого Гида в день свадьбы била нервная дрожь от кончиков волос до носков лакированных туфель.