Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За столом сидел бесцветный молодой человек в армейской форме и погонах старшего лейтенанта, который, глядя в потолок, скучающим голосом объяснил Марине, что ее попытка просочиться в места, где ведутся боевые действия, является не только неуместной, но и преступной с точки зрения российского закона. Кроме того, заявил старший лейтенант, это смертельно опасно.
– России хватает неприятностей на международной арене и без вас, Марина Александровна, – сказал старший лейтенант. – Так что будьте добры отправиться в Москву ближайшим поездом и имейте в виду, что повторная попытка проникнуть на территорию Чечни без соответствующим образом оформленных документов будет преследоваться по всей строгости закона.
– За что? – не удержавшись, спросила Марина. – Вы на весь мир кричите о демократических преобразованиях. У вас свободная страна. Что вы пытаетесь скрыть?
Старший лейтенант вздохнул с самым утомленным видом.
– Я не уполномочен вести споры о свободе слова и правах человека, – сказал он. – Я уполномочен довести до вашего сведения то, о чем я только что говорил. Распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь. Теперь, когда я вас обо всем предупредил, вы можете поступать по своему усмотрению, но не забывайте об ответственности. Вам все понятно?
– О, абсолютно. Бери, что хочешь, но не забывай расплатиться. Это я понимаю, – сказала Марина.
В глазах старшего лейтенанта впервые мелькнуло что-то похожее на оживление. Он даже позволил себе слегка улыбнуться и сел немного свободнее, перестав напоминать человека, которого донимает геморрой.
– Вот именно, – сказал он. – Вы можете сколько угодно считать меня долдоном в пуговицах, но, поверьте, мысль прокатиться в Чечню была неудачной. Не пройдет и двух часов, как вы окажетесь в подвале у какого-нибудь Вахи. Учитывая ваше американское подданство, за вас попросят не меньше миллиона. Так что не стоит испытывать судьбу, Марина Александровна.
Теперь тон у него был почти покровительственный – тон сытого самца, втолковывающего симпатичной, но глупой цыпочке, как себя вести, чтобы все было тип-топ. Это было отвратительно и вызывало острое желание следовать его советам с точностью до наоборот. Но, несмотря на владевшее ею раздражение, Марина не могла не понимать, что старший лейтенант прав. Она была не готова к этой поездке, это следовало признать, и единственное, что ей оставалось, это несолоно хлебавши вернуться в Москву и снова обивать пороги, пытаясь раздобыть официальную аккредитацию в Чечне. И еще – радоваться тому, что не успела сообщить о своем решении в редакцию, наобещать, нахвастаться…
Наконец тяжелая дверь военной комендатуры захлопнулась у нее за спиной. Марина спустилась по выщербленным бетонным ступенькам, мокрым от моросящего дождя, натянула на голову капюшон куртки, поправила на плече ремень сумки, отошла от комендатуры на полквартала и только после этого разразилась одним из полузабытых выражений, усвоенных еще во времена проведенного в Рязани и Москве золотого детства. Старательно договорив до конца, она испытала странное облегчение. Ее раздражение волшебным образом улетучилось, словно она была конденсатором, только что разрядившимся в короткой трескучей вспышке. Мешал только акцент, от которого ее не избавило даже почти двухгодичное пребывание в Москве. Переехав в Нью-Йорк, мама, а вместе с ней и Марина, старательно чурались русскоязычных американцев – настолько старательно, что, вернувшись в Москву, Марина обнаружила, что русский язык действительно стал для нее чужим.
Проходивший мимо мужчина замедлил шаг и с интересом уставился на нее. Не каждый день встретишь симпатичную девушку, которая стоит посреди улицы и ругается самыми черными русскими словами с иностранным акцентом. Марина поняла, что опять оказалась в глупом положении, и смущенно отвернулась.
– Что-то не так? – спросил мужчина. – Кто обидел такую красивую женщину?
Марина дернула плечом, но все-таки повернулась к мужчине лицом. Он был одет в растянутые, пузырившиеся на коленях брюки, нуждавшиеся в хорошей чистке ботинки и кожаную куртку с поднятым воротником. Плечи куртки поблескивали от осевшей на них влаги, и в жестких черных волосах мужчины тоже серебрились мелкие капли. Лицо у него было смуглое, с синеватыми от проступившей щетины щеками и подбородком. Говорил он не так, как говорят в Москве, а с каким-то непривычным акцентом. Марине приходилось общаться с грузинами, армянами и азербайджанцами, но заговоривший с ней мужчина наверняка не принадлежал ни к одной из этих народностей. Это обстоятельство заставило Марину слегка насторожиться, поскольку совсем рядом была Чечня, а предупреждение старшего лейтенанта насчет подвала какого-нибудь Вахи еще не успело потускнеть в ее памяти.
Она мысленно одернула себя: даже если этот человек чеченец, это вовсе не означает, что он бандит. У бандитов сейчас предостаточно дел у себя в горах. В конце концов, им надо воевать, а не воровать людей в двух шагах от военной комендатуры Пятигорска.
– Ничего, – сказала Марина. – Все в порядке. Просто поссорилась с приятелем.
– Он дурак, твой приятель, нет? Как можно ссориться с такой женщиной? Правда, совсем дурак.
– Дурак, – согласилась Марина, вспомнив скучающего старшего лейтенанта.
– Э, плюнь на него, пойдем в ресторан! Кушать хочешь?
Марина вдруг поняла, что действительно проголодалась, но, еще раз взглянув на своего новоявленного ухажера, решила, что поголодает еще немного, прежде чем согласится пойти с ним в ресторан. Недельки две, а может быть, и месяц. Бандит он или нет, чеченец или лезгин, этот мужчина был совершенно не в ее вкусе.
– Спасибо, – сказала она, – не хочу. Извините, я спешу.
– Могу подвезти, – сказал мужчина. – Не надо.
Незнакомец пожал плечами, повернулся и двинулся прочь, на ходу прикуривая сигарету. Марина порылась в карманах и тоже закурила. Висевшая в воздухе водяная пыль норовила промочить сигарету, и Марина взяла ее по-солдатски, огоньком в ладонь, подумав мимоходом, что это делает ее похожей на бродягу.
После короткого колебания она все-таки двинулась в сторону вокзала. Старший лейтенант был прав: ей здесь совершенно нечего делать. Разговор с незнакомцем в кожанке не выходил у нее из головы, и только теперь Марина поняла, что все-таки была напугана. Если она шарахается от каждого встречного мужика уже здесь, в Пятигорске, то в каком-нибудь Урус-Мартане она просто умрет от разрыва сердца, увидев мелькнувшую в развалинах тень. Она была голодна, промозглая сырость пробирала ее до костей, выбившиеся из-под капюшона светлые пряди намокли и лезли в глаза. Капитулировать еще до того, как началось настоящее сражение, было ужасно неприятно, но Марина решила, что лучше вернуться, пока мнимые неприятности не превратились в настоящие.
Это было мудрое решение, но Марина очень скоро убедилась, что приняла его слишком поздно.
Возле нее вдруг затормозил забрызганный грязью автомобиль. Задняя дверца распахнулась, и она увидела в проеме лицо мужчины, который совсем недавно разговаривал с ней возле комендатуры.