Одно дело – переспать, и совсем другое – жениться. Возьмешь такую в жены, а потом слухи пойдут всякие.

Девушки все прекрасно понимали, вот и Авраама рыженькая, когда как-то вечером, у костра, кормщик Кольша Огнев с намеком завел разговор о женитьбе, прервала тут же, с гонором, пряча в уголках глаз злые слезы. Вскочила, уперев руки в бока, выкрикнула:

– Я – безродная! Бесчестная! Бесприданница! Ясно тебе? И нечего тут огород городить.

Сказала и убежала в шатер, упала на кошму, разревелась.

Другие девчонки утешать бросились:

– Ну, что ты, что ты, не плачь. Никому мы не нужны – знать, судьба такая.

Кольша Огнев, парень светлобородый, видный, с честною – нараспашку – душой, за ночь с лица спал, осунулся да потом целый день работал истово, словно обет исполнял самому Господу данный. А вечером, зайдя в атаманский шатер, бил челом:

– Прошу, господине Иван Егорович, не отказать – сватом быть!

– О как – сватом! – Вообще-то Иван ничуть не удивился, давно чего-то подобного ждал. Улыбнулся, переглянулся с отцом Амвросием: – Сватом, говоришь? А не рано ли?

– Не рано! – сверкнул глазами казак. – Давно иссох весь, как только Авраамку свою увидел. И она по мне… Так как же, атамане?

– Ты не у меня, – Иван развел руками. – У отца святого совета спрашивай… А, отче? Что скажешь?

– Что же, дело благое, – осанисто прогудел священник. – Но – несвоевременное! Ты, Кольша, глазищами-то не сверкай, сам смекай: в поход идем дальний, опасный… Когда тут за свадьбу-то?

– Так это… на обратном пути!

– Угу… – отец Амвросий задумчиво почесал бороду. – Значит, ты о помолвке просишь?

Кормщик обрадованно улыбнулся:

– Ну да, о ней! Кольцо у меня есть – перстень богатый из града Сибирского, на всем круге готов невесте вручить!

– Э не-ет, – погрозил пальцем отче. – На всем круге не надо. Зачем остальных смущать – и казаков, и девок? И те и другие завидовать зачнут с неизбежностью, и из зависти той много чего вырасти может. Тем более если вы так, на глазах у всех… я б даже молвил – с вызовом.

– Но, святый отче… Я же… Она ж…

– Понимаем мы все. – Еремеев погладил шрам и задумался. – Ну, задал ты нам, Кольша, задачу. И так нехорошо, и эдак плохо выходит…

– Дак как быть-то?

– Погоди… дай подумать. Да не маячь ты уже, сядь! Возьми вон сбитню. Морошковый лист – он от всякой хвори полезен… Только не от любовной, х-хе. Отче святый, – атаман повернул голову к священнику, – вот ты скажи: о помолвке-то обязательно открыто объявлять? Всем?

– Ну-у… – Отец Амвросий озадаченно прищурился. – Вообще-то так и положено, на то она и помолвка.

– Но у нас-то случай особый… походный. Магометане вон в походах и вино пьют, и сало кушают, хотя в мирной-то жизни Аллах им это все запрещает.

– А ты откель про магометан-то знаешь? – ухмыльнулся святой отец.

Иван хмыкнул:

– Забыл? У меня ж строгановский старшой приказчик, татарин Ясмак Терибеевич, в друзьях!

– Так он же крещеный! – резко возразил отче. – И не Ясмак, а Василий, в крещеньи-то.

– Крещеный, некрещеный, а о магометанах много рассказывал.

– Он, Василий-то Терибеевич, вообще много чего знает.

– Это да-а! Мужчина умный… Ой! – вдруг опомнился атаман. – Чего мы о нем-то? Нам же с Кольшей нужно решать… Так вот, что я говорю-то: ничего, если мы о помолвке тайно объявим?

– Тайно?

Отец Амвросий и сам был ничуть не глупее строгановского старшого приказчика, прекрасно понял все, о чем сказал, а больше – о чем не сказал атаман, понятно все было: что называется, и на елку влезть, и зад не оцарапать. И видимо, следовало на это пойти… пусть хоть так…

– Думаю, Господь против не будет. По любви ведь у вас, а, Кольша?

– Конечно, по любви, святый отче!

– Ладно, зови свою невесту… Но смотрите у меня, чтоб до свадьбы не прелюбодействовали – ни-ни!

Ах, каким счастьем светились глаза рыженькой Авраамы! Как все торжественно было, пусть и вроде бы по секрету, в шатре. Священник торжественно прочел молитвы, причастил… а затем Кольша Огнев благоговейно надел на пальчик своей суженой золотой татарский перстень с непонятными письменами и зеленым светящимся камнем.

– Ну, вот, дети мои. – Закончив, отец Амвросий обвел взглядом помолвленных. – Теперь вы друг с дружкой обетом связаны. Пусть чувства ваши испытанье вынесут, а уж потом, на обратном пути, Бог даст – дойдет и до сватов.

Священник повернул голову:

– Так я не понял, ты согласен ли в сваты, Иван свет Егорович? А вы, невесты-женихи, что сидите, глазами хлопаете? Упрашивайте!

Влюбленные разом повалились на колени:

– Господине…

– Да согласен, согласен, – пробурчал Еремеев. – Чего уж с вами поделать-то? Одначе в посаженые отцы кого-нибудь присмотрите, да и других… Впрочем, успеете.

Кольша и Авраама вышли из атаманского шатра, держась за руки. Остановились невдалеке от караульного костра, отошли чуть в сторону и долго целовались – крепко и сладко.

А в шатре, укладываясь спать, вздыхал о своей судьбе атаман. Вот бы и с Настей так: позвать в шатер, кольцо на палец надеть, о сватах да и пире свадебном подумать. Нельзя! Слухи-то все равно поползут, не без этого. Кольша – простой казак, хоть и кормщик, а он, Иван Еремеев, – атаман, за всех и за все в ответе. Нетерпенье свое выказывать не пристало. Любовь – слабость, а вождь должен сильным быть, без всяких чувств, словно выкованным из стали! Только такого ратный люд уважать будет и только такому – верить. Чуть расслабишься – не заметишь даже, как и уважение все пропадет, и вера. Разброд начнется, распад, не ватага уже станет, не боевая сотня, а просто сброд. И хотелось бы, конечно, как рыженькая Авраамка и Кольша, да… Атаману нельзя быть слабым, нельзя чувства свои показывать, нельзя таким, как все, быть. Нельзя! Что дозволено простому воину, не позволительно командиру. Железным, стальным не быть, так хотя бы казаться – обязательно, иначе никак.

День ото дня становилось все теплее, солнышко пригревало все жарче, в лесу на деревьях, словно весной, набухали почки, а кое-где уже начинала пробиваться молодая листва.

– Господи, это зимой-то! – дивились те, что не были с атаманом в разведке, казаки.

Те же, кто был, лишь ухмылялись: подождите, то ли еще будет! Еще насмотритесь много чего.

Лед на реке становился все тоньше, желтел и прямо на глазах таял. Отрываясь от припоя, уносились вниз по течению подтаявшие ноздреватые льдины, а к исходу десятого дня пути вода и вовсе очистилась, хотя и казалась еще студеною.

Ах, как же обрадовались казаки. Ну наконец-то! Даже и те, кто не очень-то верил, теперь убедились, что их атаман оказался прав! А ведь вроде бы обычный молодой парень… да нет, не обычный – решительный, волевой, уверенный, да и вообще – будто из стали!