«Кошка», нисколько не стесняясь пришельцев, поднялась с колен, неторопливо оделась, потом подошла к одному из мужчин и подставила ему спину. Тот привычным движением застегнул длинную молнию, дружески чмокнул девушку в плечо и легко подтолкнул к выходу.

Вывалив деньги из маски в мешок, разбойники двинулись к выходу, но потом один из них вернулся и забрал одежду, которую Джульетта сняла с возбужденного Томаша, оставив на нем только ботинки. Остальные одобрительно закивали – видимо, признав, что это избавит их от погони, и после этого исчезли.

А Томаш остался. И теперь ему оставалось единственное – завернуться в широкое покрывало и поскорее уносить ноги из этого места, где его уже дважды обманули сегодня.

Каково же было изумление остававшихся в зале игроков, когда Томаш, закутанный, словно мумия, в тяжелое белое покрывало, вышел из-за ширмы и попытался тихо проскользнуть к выходу. Но его тут же заметили и, несмотря на странный наряд, узнали, а он даже не мог никому объяснить, что с ним произошло.

И тогда один из игроков – тот, что в костюме Пьеро, – снял с себя длинное голубое платье с огромными пуговицами, под которым был надет обычный костюм, и вручил его Томашу. Решив, что в покрывале он далеко не уйдет, Томаш принял подарок и, зайдя за ширму, переоделся. Теперь он был настоящим Пьеро. И хотя у него не было маски, лицо как раз соответствовало этому тоскливому образу.

И только Томаш собрался покинуть это злополучное место, как из-за ширмы вышла Божена: она все еще была в накидке, но без маски. И, крикнув что-то нечленораздельное, Томаш в ужасе выбежал вон, а Божена, улыбаясь, пошла к игровому столу… Она вовсе не собиралась догонять Томаша.

Кое-как добравшись до гостиницы, Томаш всю ночь провел взаперти, опасаясь еще каких-нибудь случайных встреч, а утром с первым катером покинул Венецию.

Это была потрясающая идея! Она пришла в голову Иржи и Николе одновременно, когда они, покинув комнату, ставшую для Томаша роковой, оставили своих двойников пировать – а какой Праздник огня не заканчивается веселой пирушкой? – и, усевшись в гондолу, отправились плутать по водному лабиринту, обещав гондольеру щедро заплатить, если он отвезет их туда, где вода в полной тишине шепчется с каменными стенами каналов и где можно услышать слова, сказанные в глубине темных ночных домов.

Гондольер подмигнул им – и они поплыли в глубь Венеции, все больше удаляясь от шума набравшего силу карнавала. Пестрые огни и тающие в воздухе звуки серенад плыли над их головами, а Никола, откинувшись на мягкие черные подушки, смотрела на профиль Иржи, сидевшего на скамейке вполоборота к ней, и ее сердце сладко сжималось.

Ночная Венеция была невероятной! И блики на воде, и внезапная освещенность дворов и каких-то закоулков, ослепляющая привыкшие к ночному сумраку глаза, – все это словно было работой гениального осветителя: казалось, что даже свет, льющийся из полуоткрытых окон, – часть его великолепного замысла.

Никола загляделась на необычно подсвеченный особняк: голубые ворота – на фоне красного фасада. Казалось, что серый мрамор навсегда впитал в себя этот свет и теперь сам светится изнутри. И вдруг она увидела, что из-под ярко освещенного моста, по-кошачьи выгнувшего над водой спину, выплыла совсем уж необычная лодка. Она была почти такой же узкой, как гондола, но в несколько раз длиннее, а ее белые борта были украшены пышными букетами роз. Ближе к носу в лодке сидели бродячие музыканты, мужчины и женщины, – они пели, подыгрывая себе на нескольких гитарах и мандолине, звук которой, похожий на девичий голосок, нежно выделялся в общем хоре и плыл над водой будто в стороне от других.

Когда нарядная лодка поравнялась с их бесшумной гондолой, Никола разглядела в центре ее нарядную пару. Парень и девушка, удивительно юные, сидели обнявшись и глядя друг на друга. На парне был ослепительно белый костюм, девушку окутывал голубоватый газ, сквозь который можно было разглядеть такого же тона атласное платье, плотно облегающее ее фигурку.

– Свадьба, – выдохнули в один голос завороженные Никола и Париж.

– Не может быть! Ночью, на карнавале – настоящие жених с невестой? – Никола вопросительно посмотрела на гондольера. Но тот, обменявшись со встречным гребцом в парадной одежде особым приветственным жестом, выкрикнул в ночь:

– Evviva nozze![13]

Уж что-что, а это Никола понимала. Еще на свадьбе у сестры она не раз слышала эти слова от их итальянских родственников; после смерти дедушки Америго связь с ними постепенно ослабевала, но на праздники они напоминали о себе обязательно. И когда маленькая Никола слышала в телефонной трубке итальянскую речь, мир в ее воображении сразу становился неимоверно огромным и она обязательно вспоминала своего деда-итальянца с его добрыми руками волшебника и таинственным прошлым. А Италия всегда казалась ей сказочной страной, где люди только и делают, что играют свадьбы и пируют на днях рождения.

И сейчас, вновь услышав итальянское свадебное славословие, прозвучавшее в эту ночь, как волшебное заклинание, она на мгновение окунулась в прошлое и тут же вернулась назад, будто притянутая магнитом. Обернувшись, она поймала на себе взгляд Иржи. Никогда раньше он не смотрел на нее так. В его зеленых глазах было столько счастья, словно он и она уже прожили вместе долгую-долгую жизнь и каждый новый шаг этого длинного пути делал их еще ближе и дороже друг другу.

Они не произнесли в эту минуту ни слова, но следующим утром Божена узнала, что эти двое не уедут из Венеции, не обвенчавшись.

И опять началась суета. Фаустина отложила отъезд и взялась улаживать дело с настоятелем церкви Святого Стефана – все доверились ей, сказавшей, что лучшего места для венчания в Венеции не найти.

События развивались стремительно, и вскоре Никола уже примеряла сшитое для нее Фаустиной подвенечное платье, а Иржи брал у своего бывшего двойника Арлекино уроки гребли – Фаустина учила его управляться с веслом и удерживать гондолу в равновесии, настаивая на том, что именно он должен провезти Николу в гондоле под церковью Святого Стефана.

Этот обычай – жених с невестой должны были в одиночестве проплыть под низко нависающей над водой церковью, построенной еще в тринадцатом веке, – венецианцы считали не менее важным, чем само венчание.

Фаустина, которая знала о Венеции почти все, уже свозила туда молодых, заранее объяснив им, как именно все должно произойти.

И вот назначенный день настал.

Никола, которая долго сидела у окна, не смыкая глаз, и прилегла уже далеко за полночь, встала раньше рассвета. Она вышла из своего номера. Все еще спали, только коридорный, борясь со сном, позвякивал ложечкой, помешивая чай в прозрачном стакане. Никола подошла к нему и пожелала доброго утра.

Седовласый старик-итальянец знал, почему в комнате у Николы так долго не гасили свет и зачем она встала так рано.