Почти все время я думаю о том, как мы будем жить дальше. Как долго мы еще протянем. Еда на исходе, а значит, надо ехать в магазин. Деньги у меня еще есть. Я беспокоюсь лишь о том, что меня могут узнать. И что будет с девчонкой, если меня заметут. Исчезновение дочери судьи – сенсация. Готов жизнью поклясться, что это так. Ее может узнать любой кассир в магазине и позвонить копам. Интересно другое: известно ли полиции, что я был с ней в последний вечер? Может, и моя физиономия мелькает по телевизору? Пытаюсь убедить себя, что это к лучшему. Не для меня, конечно; меня могут легко поймать. Но если Валери увидит меня по телевизору, если поймет, что я имею отношение к исчезновению девушки из Чикаго, она сообразит, что делать. Она-то знает, что я сижу здесь не для того, чтобы на столе всегда была еда, а дверь заперта. Ей известно, как поступить.

Когда девчонка меня не видит, достаю из бумажника фотографию. Со временем снимок истрепался, уголки замялись. Посмотрев, я заталкиваю его обратно. Интересно, дошли ли уже деньги, что я украл в О-Клэр? Поймет ли она, что это от меня? Должна. Что еще можно подумать, увидев около пяти сотен баксов в конверте без обратного адреса.

Я человек не сентиментальный, но мне необходимо быть уверенным, что с ней все в порядке.

Конечно, она не одна. По крайней мере, я пытаюсь в этом себя убедить. Раз в неделю заходит соседка, чтобы разобрать почту и проверить, как у нее дела. Тогда они и обнаружат деньги. Затем наступит воскресенье, следом пройдет еще одно, и они все поймут. Если, конечно, раньше не увидят мое лицо на экране. Я стараюсь убедить себя, что Валери поймет и все будет хорошо.

Мне почти удается в это поверить.

Ближе к вечеру того же дня мы выходим на улицу. Хочу пожарить на мангале рыбу на ужин. Угля у меня нет, и я прикидываю, чем еще можно разжечь огонь. Девчонка сидит на крыльце, завернувшись в принесенный из дома плед. Взгляд ее внимательно изучает землю вокруг дома. Все думает о своем чертовом коте. Два дня его уже не видно, вот она и волнуется. С каждым днем становится все холоднее. Скоро наступит такой мороз, что этой твари не выжить.

– Я так понимаю, ты не кассир в банке, – начинает она разговор.

– А ты как думаешь?

Она считает, что это означает «нет».

– И чем ты занимаешься? Ты работаешь?

– Работаю.

– Занимаешься чем-то незаконным?

– Я делаю все, чтобы выжить. Как и ты.

– Не думаю, – произносит она, растягивая слова.

– Это почему?

– Я работаю легально. Плачу налоги.

– С чего ты взяла, что я не плачу?

– А ты платишь?

– Я работаю. Легально. Плачу налоги. Мою полы в сортире риелторской конторы. Мою посуду. Грузчиком подрабатываю. Ты знаешь, сколько сейчас платят за такую работу? Минимум. А ты представляешь, что значит выжить на эти деньги? Я работаю в нескольких местах тринадцать – четырнадцать часов в день. Плачу аренду и еще покупаю продукты. А сколько работают такие, как ты, а? Восемь часов в день? И еще отпуск летом.

– Я работаю в летней школе.

Глупость какая-то. Зачем она это говорит? Она и сама понимает, до того как я успеваю бросить на нее многозначительный взгляд. Она не представляет, какая у меня жизнь. Ей никогда не понять.

Я поднимаю голову и смотрю на небо. Над нами проплывают темные облака. Скоро они принесут осадки, но уже не дождь, а снег. Она кутается в плед. Замерзла.

Она понимает, что я никогда ее не отпущу. От этого я только еще больше потеряю.

– Ты раньше нечто подобное делал?

– Что?

– Похищал людей? Приставив к голове дуло пистолета.

Кажется, это не совсем вопрос.

– Может, да. А может, нет.

– По виду не скажешь, что тебе такая работа в новинку.

Отворачиваюсь и смотрю на огонь. Решив, что решетка прогрелась, бросаю на нее рыбу.

– Никогда не доставлял проблемы тем, кому не надо.

Я и сам знаю, что вру.

Рыба готовится быстро. Сдвигаю ее в сторону, чтобы не сгорела.

– Все могло быть хуже, – говорю я ей. – Намного хуже.

Мы ужинаем на улице. Она садится прямо на пол на крыльце, прислонившись к деревянной балке. Предлагаю ей стул, но она отказывается. «Нет, спасибо». Вытягивает перед собой скрещенные ноги.

Ветер качает деревья. Мы оба поворачиваемся и смотрим, как он с легкостью треплет тяжелые ветки. Последние листочки не выдерживают натиска и слетают на землю. И в тот момент мы слышим осторожные шаги, шуршание пожухлой листвы. Первая моя мысль, что это кот, но я понимаю, что шаги слишком тяжелые для этой тощей твари. Мы обмениваемся взглядами, и я подношу палец к губам. Затем встаю, кладу руку на карман, где должен лежать пистолет.

Я хотел поговорить с Деннетами еще до того, как у меня появились важные факты, но все получается не так, как я планировал. Я жую жирный итальянский сэндвич с говядиной, когда в участке появляется Ева Деннет и сообщает дежурному, что хочет меня видеть. Она приближается к моему столу, и я спешно пытаюсь вытереть стекающий по подбородку соус.

Она пришла сюда впервые и кажется здесь инородным телом, в отличие от пьянчуг, постоянно толкущихся в участке.

Улавливаю аромат ее духов задолго до того, как она подходит ближе. Она идет медленно, и каждый из моих коллег смотрит с ревностью, когда стук ее каблучков затихает у моего стола. Каждому здесь известно, что я работаю по делу Деннет, и все уже давно делают ставки на то, взлечу я вверх или рухну в пропасть. Я видел, как сержант передавал деньги, добавляя при этом, что хороший куш ему не помешает, когда нас с ним выгонят с работы.

– Здравствуйте, детектив.

– Миссис Деннет.

– От вас несколько дней не было вестей, – продолжает она, – я пришла спросить, появились ли новые факты?

У нее в руках зонт, капли с которого падают на покрытый линолеумом пол. Волосы ее перепутаны бушующим на улице яростным ветром. Погода сегодня отвратительная, холодно и ветрено. В такое время совсем не хочется выходить из дома.

– Вы могли позвонить.

– Я ездила по делам, – спешит ответить она, но я знаю, что это ложь.

Ни один человек сегодня не захочет оказаться на улице без необходимости. Этот день из тех, когда хочется не вылезать из пижамы и смотреть на диване телевизор.

Веду ее в комнату для допросов и предлагаю сесть. Это мрачное, плохо освещенное помещение с большим столом посредине и парой складных стульев. Она пристраивает зонтик на пол и ставит на колени сумку. Предлагаю ей снять плащ, но она отказывается. В таких помещениях всегда зябко, холод здесь особенный, он пробирает до самых костей.

Я сажусь напротив и кладу перед собой папку с делом Мии Деннет. Ева смотрит прямо на нее, а я не могу оторваться от ее нежно-голубых глаз. В них постепенно появляются слезы. Прошло уже немало дней, и я все чаще думаю о том, что будет, если мы никогда не найдем Мию. Мне очевидно, что миссис Деннет очень страдает; сила, дающая ей возможность ждать, слабеет с каждым прожитым часом. Глаза ее воспаленные, как у человека, не спавшего много ночей подряд. Невозможно представить, что будет с ней, если дочь никогда не вернется. Все дни и ночи я думаю только о Еве Деннет; представляю, как она бродит по огромному особняку, воображая, какие ужасные вещи могут происходить в данный момент с ее девочкой. У меня возникает острое желание защитить ее, избавить от необходимости отвечать на эти сжигающие душу вопросы, которые и без того заставляют ее просыпаться ночью: кто, где, зачем?