наших солдат войти и сменить военную форму на гражданскую одежду, оставшуюся от их родственников-мужчин. Кое-кто из солдат поддавался на эти уговоры и исчезал в подобных домишках. Почти не было попыток остановить таких солдат; все мы прекрасно понимали, что теперь каждый должен решать сам для себя, как ему или ей встретить конец войны. Во дворах этих домиков разгорались маленькие костерки, на которых сгорали военная форма и знаки различия. Во многих из этих домиков находили приют женщины и дети, которые чересчур устали, чтобы следовать дальше, или боялись делать это, и многие гражданские беженцы покинули нашу колонну подобным образом.

И хотя весенний день набирал полную силу, в небе над нашими головами все же не появлялась советская авиация, а звук жесточайшего обстрела за нашими спинами не приближался к нам. Но тем не менее, когда наша «Пантера» со скрежетом и хрустом ползла за шедшим впереди «Королевским Тигром», меня не оставляла мысль, что красные, по каким-то своим, только им известным причинам, позволяют нам двигаться по направлению к 12-й армии и затем к Эльбе.

Теперь наша группа уменьшилась настолько, что при движении по равнине мы могли видеть наши фланги, левый и правый края колонны, которые прикрывали наиболее боеспособные пехотинцы, по большей части парашютисты и эсэсовцы. Время от времени они криками предупреждали нас, когда вдали появлялись русские бронеавтомобили. Русская бронетехника, однако, не открывала по нас огонь, и это еще больше вводило нас в недоумение. По колонне стали ходить слухи, что война уже официально закончена, а мы просто пропустили объявление об этом. Иначе почему русские останавливаются и смотрят на нас, не открывая огонь? По мере того как мы проходили километр за километром, мы все больше убеждались, что дело обстоит именно так: что красные получили приказ не стрелять по нас, и наши сердца возликовали. По нашим оценкам, нам оставалось пройти еще километров десять, и тогда мы достигнем позиций 12-й армии и того коридора, по которому мы сможем выйти к американцам на Эльбе.

Когда мы вышли из-под прикрытия буковых деревьев и обогнули небольшую рощицу, то обнаружили группу германских солдат, стоящих перед «Королевским Тигром».

– Немецкая пехота, – со вздохом облегчения произнес мой башнёр. – Мы сделали это. Мы добрались до 12-й армии.

Но я положил руку на мой МП-40, помня о людях Зейдлица и о том, как они провели наших солдат в Хальбе. Рядом со мной Капо, стоявший около башни, предусмотрительно обнажил свой пистолет и негромко скомандовал мне быть настороже. «Пантера» замедлила ход и остановилась рядом с «Тигром», а мы принялись внимательно рассматривать стоявших перед нами солдат.

Они были все перепачканы в земле, небриты и в рваной полевой форме. Выглядели голодными и испуганными. В ответ на наши расспросы сказали, что они мотопехотинцы из состава 12-й армии. Их знаки различия подтверждали это, в отличие от людей Зейдлица, у которых знаков различия не было вообще. Они также сообщили, что дорога впереди минирована, а они посланы, чтобы встречать прорывающихся из котла людей и проводить их в обход минного поля.

– Через пять километров вы попадете в коридор! – крикнул нам их фельдфебель. – Уже много людей прошло этим путем, чтобы выйти к американцам.

– А война уже закончилась? – спросили мы у них.

– Нет, но русские сегодня почти не воюют. Вчера они отмечали свой праздник, Первое мая. Они понимают, что выиграли войну. Так что теперь расправляются с водкой и дамами. Гляньте вон туда!

Под большим кустом на обочине дороги спали два русских солдата, окруженные множеством пустых бутылок. Наши солдаты забрали их автоматы в качестве сувениров[58].

Ну конечно, ведь вчера был день их большого праздника, Первое мая. Так что представлялось вполне вероятным, что сегодня красные будут страдать от похмелья и, зная, что война вот-вот закончится, будут не так уж активно преследовать нас.

– Мы должны взять с собой на броню как можно больше этих ребят, – сказал мне командир «Королевского Тигра». – Пока красные не протрезвели.

Мы разместили этих солдат 12-й армии на наших танках среди раненых и двинулись вперед, следуя их указаниям. Весеннее утро полностью вступило в свои права, воздух был чист и свеж, нетронутая войной местность изобиловала лугами, садами и деревянными домишками. Пешие беженцы следовали за нами, неровная колонна растянулась на несколько сотен метров под теплыми лучами солнца. Солдаты несли свое оружие на плече, поддерживая друг друга и едва переставляя ноги от усталости. Другие, безоружные, брели как во сне, гражданские беженцы порой останавливались, чтобы напиться из корыт для поения скота, установленных на межах между полями.

Солдаты 12-й армии довели нас до дороги, которая проходила по низменности между двумя расположенными более высоко полями по обеим ее сторонам: заглубленная в низкой местности дорога, обнесенная стенами из известняка, поросшего папоротниками и дикими розами. Аромат этих цветов перекрывал даже вонь танковых двигателей и «аромат» наших тел. Этот аромат привел мое измученное сознание к мысли о том, что мы, кажется, все-таки добрались до дома. По команде наших проводников мы остановились, они спрыгнули с брони на землю и двинулись далее пешком, чтобы разведать обстановку.

– Мы проверим, нет ли впереди красных, и вернемся к вам! – крикнули они, уходя вперед.

Мы остались ждать, выключив моторы, чтобы сэкономить горючее, – «Королевский Тигр» впереди, наша «Пантера» за ним. Слышалось потрескивание остывающих двигателей, стоны раненых, пение птиц и шаги множества ног, когда бредущая за нами колонна приблизилась к нашим машинам и тоже остановилась. Капо, стоя на корме нашего танка, нагнувшись вперед, оперся локтями о нашу башню, вытер лицо рукавом мундира и пробормотал молитву, благодаря Господа за то, что наше странствие завершилось.

Спустя несколько минут на обочине этой заглубленной дороги появилась фигура человека. Приблизившись к нам, фигура превратилась в офицера, держащего руки на поясе, на котором, кстати, висела и кобура с пистолетом в ней.

Офицер был в русской форме.

Наши солдаты направили на него оружие, но огня не открывали, глядя, как он подходит все ближе к нам. На известковых стенах, которыми была обнесена эта дорога, один за другим стали появляться русские солдаты: свежие пехотинцы с загорелыми лицами, облаченные в чистую форму, с оружием, которое выглядело так, словно только что вышло с завода. Пятьдесят или шестьдесят таких пехотинцев стояли по обе стороны дороги, глядя сверху на нас. Не знаю, были ли среди них те двое «пьяных», которые валялись ранее под кустом на обочине, но подозреваю, что они все же были тут. Наконец один из наших проводников