– Материнский совет – дело хорошее, но…

Он склонился ко мне, словно хотел взять меня за руку. Под ногтями у него еще осталась грязь, что пробуждало во мне несказанную нежность, но я сделала вид, что не заметила его жест, отвернулась, встала и подошла к окну. Начался дождь, я следила за тем, как капли ползут по стеклу. Он приблизился ко мне.

– Трудности – это не всегда плохо.

Он меня опередил; то же самое могла бы сказать и я.

– Кто вы такой, чтобы судить, что такое плохо, а что – нет? – спросила я, не оборачиваясь.

– Туше! – В стекло я видела его отражение: он изобразил выпад и тут же подошел ближе. – Разве вы не… не были девушкой Гарри Герберта? – негромко поинтересовался он. От него исходил аромат душистого мыла, но я невольно вспомнила, как он был грязен совсем недавно; тогда от него пахло потом и лошадью. Мне хотелось прислониться к нему, позволить ему обнять меня, но я сделала шаг в сторону.

– Мы были женаты, – ответила я, ничего не объясняя. В конце концов, при дворе всем известно, что наш брак был аннулирован.

– Герберты мне не нравятся. – Он помрачнел, как будто совершенно забыл о том, что минуту назад ворковал. – Я просил у Пембрука помощи, когда Нортумберленд пытался сместить моего отца. Только у него хватило бы власти противостоять Нортумберленду. Он отказал мне, с-с… – Он постучал кулаком по бедру – наверное, чтобы не выругаться при даме, и посмотрел в окно.

– Я знаю, каково это – потерять отца на плахе, – с горечью произнесла я, потому что ясно видела по его напряженной позе, что его, как и меня, до сих пор преследуют страшные воспоминания, что ему до сих пор больно.

Он обернулся, озадаченно посмотрел на меня, как будто на время забыл о моем присутствии.

– Да, – ответил он и, опомнившись, улыбнулся. – Итак… – Он снова сделал шаг ко мне. – Вы все еще любите его?

Зеркало, которое я раньше поставила на подоконник, упало и со звоном разбилось.

Мы оба опустились на колени, собрали осколки и старательно сложили их на подоконник. На полу появилось красное пятно; разжав руку, я увидела, что порезала палец. Мы оба смотрели, как на пальце набухает красная капля. Никакой боли я не чувствовала. Тогда Гертфорд поднес мой палец ко рту и высосал кровь. Я невольно ахнула и отняла руку. Он посмотрел в пол, словно смутившись, и, не поднимая глаз, протянул мне платок. Я взяла его и туго забинтовала палец.

– Вы все еще любите его? – повторил он вопрос.

Я взяла себя в руки.

– Сэр, вы забываетесь, если спрашиваете у меня о таких интимных вещах! – Я смотрела на него в упор, и мне показалось, что я вижу, как в его глазах что-то загорается – он был словно рыба, которая попала на мой крючок. Палец начало саднить. Сэр Эдвард Сеймур, Нед, Сомерсет, Гертфорд – кем бы он ни был, у меня между ногами сделалось горячо от желания, но я отбросила неуместные мысли. – Вам лучше уйти, – решительно заявила я. – Нехорошо, что мы с вами без компаньонов.

– Отлично, – сказал он и, вставая, посмотрел на меня. – Вы еще пробудете какое-то время в Хенуорте?

– Скоро королева призовет меня ко двору. В этом нет никаких сомнений. Теперь, когда Юнона поправилась…

– Останьтесь еще. Вы всегда сможете что-нибудь придумать.

– А может, мне нравится при дворе, – ответила я, но уже знала, что задержусь, по крайней мере, еще на несколько дней.

Мэри

Я проснулась неожиданно, от громкого стука в дверь. Горничная рывком села на приставную кровать и вскрикнула:

– Леди Мэри, что это?

Я спустилась с кровати и стала неуклюже искать в темноте свечу; нашла вчерашний огарок и зажгла от угольков, которые еще теплились в камине.

Я слышала, как у девушки стучат зубы, хотя непонятно было, от страха или от холода.

– Оденьтесь, – приказала я, бросая ей платье.

Стук возобновился. Кто-то стоял за дверью.

Мы на цыпочках вышли на площадку и смотрели, как дворецкий, плохо соображая спросонок, размахивает факелом и, шаркая, идет к двери.

– Имейте терпение! – крикнул он.

За нами вышла Maman; глаза у нее припухли.

– Посреди ночи новость может быть только плохой, – сказала она.

Стоукс сбежал вниз через две ступеньки и отодвинул ворчащего дворецкого.

– Это я, Кэтрин, – послышался голос из-за двери. – Со мной Левина и Юнона. Впустите нас! – Мы все сбежали вниз, Стоукс отодвинул тяжелый засов, и дверь открылась.

– Chérie! – вскричала Maman, прижимая к себе дочь. – Что случилось? Почему вы здесь в такой час?

– Королева… – начала Левина.

– Умерла? – спросила Maman.

Измученные Кэтрин и Юнона упали на скамью.

– Нет, но, по-моему, осталось недолго, – ответила Левина.

– Она упала в обморок в приемном зале. И ногти у нее посинели… Сьюзен Кларенси была вне себя, стонала и заливалась слезами, – торопливо рассказывала Кэтрин; она осунулась от усталости. Должно быть, они скакали во весь опор.

– Тайный совет не знает, что теперь делать и к кому обратиться; половина двора уехала в Хатфилд, – сообщила Юнона.

– К Елизавете? – спросила я.

– Да, Мышка, к Елизавете. И будем надеяться, что преемницей назовут ее. Учитывая то, что многие придворные поспешили к ней, похоже, большинство не сомневается в ее победе… – Maman помогла приехавшим снять плащи, а я снова думала об ужасной вероятности того, что история повторится. Вся страна любит Елизавету; только бы наследницей не назначили Кэтрин! Те, кто так поступит, откроют ящик Пандоры. Должно быть, то же самое думали все присутствующие, потому что атмосфера стала такой напряженной, что ее можно было проткнуть стрелой.

– Ты замерзла. – Maman растирала Кэтрин руки.

– Мы уехали без разрешения, – призналась Левина. – Я боялась за ее безопасность. – Она положила руку на плечо сестры.

– Вина, вы поступили правильно. Риск велик, но кто знает, какая начнется суматоха, если она скончается, не назначив преемницы… Тогда Китти… – Она не договорила и спросила: – Она кого-нибудь назвала?

Стоукс подбросил в камин еще дров. Огонь, едва теплившийся, разгорелся; в комнате стало теплее и светлее. Мне даже в голову не приходило, что королева может умереть, не назвав преемницы.

– Еще нет, когда мы уезжали. – Я не могла не испытывать волнения – не совсем радостного, мои чувства были куда сложнее, к тому же к ним примешивался страх за сестру, и все же я радовалась тому, что королева умирает. Наверное, это было чем-то вроде мести.

– Она все время повторяла одно и то же, – продолжала Левина. – «Нет мальчиков, ни одного мальчика! Был бы мальчик, я бы назвала его. Мне приходится выбирать из одних девочек».