— Не нужно, — словно издалека донесся до меня голос моего любимого Палача.

— Что? — Я не понимала, чего он от меня хочет.

— Не плачь, родная, — его хриплый шепот коснулся моих век, и он стал поцелуями вытирать мои слезы.

— Я не могу остановиться, — призналась я. — Ты можешь что-то с этим сделать?

— Только целовать.

И от нежности, сквозивший в его голосе, я расплакалась еще сильней.

И тогда он просто держал меня. Держал, пока я не устала плакать и не заснула в его объятиях.

Очнувшись, я не сразу поняла, где я. И только почувствовав крепкую руку, обвивавшую мою талию, я все вспомнила.

— У меня, наверное, опухло лицо, — пожаловалась я в темноту.

— Холодный компресс — и все пройдет, — ответила темнота.

— Ты не ушел?

— Нет. Мы уйдем отсюда вместе.

— Правда? Обещаешь?

— Да.

— Отведешь меня в мою камеру?

— А тебе так хочется туда вернуться?

— Нет.

— А куда ты хочешь?

— К тебе.

Он промолчал. И я опять испугалась, а испугавшись, сжалась в комок. Какая же я идиотка! Забыла, кто я, где я и, самое главное, почему. Но ничего. Я справлюсь, пообещала я себе, справлюсь. Пусть мне понадобится много времени. Но все будет хорошо. Когда-нибудь. А времени у меня полно. Можно сказать, все время мира.

— Люциан? — Хрустальные глаза блеснули, обращая на меня свой снова сделавшийся бесстрастным — будто вчерашнее мне только пригрезилось — взгляд. — Кто такой Гаррет?

— Мой брат.

Я ошарашенно замолчала. Вот даже как. Ничего себе. Я даже не знала, что у него есть брат или братья. Он никогда мне об этом не говорил. Да и вообще ничего не рассказывал о своей семье.

— Иди ко мне, — тихонько позвал Люциан.

И я тут же потянулась к нему в объятия. Пусть позже все снова будет так, как было, но сейчас я принадлежу ему, а он мне.

Люциан уложил меня на спину и начал покрывать поцелуями мое лицо, спускаясь ниже. Его снова ставший раздвоенным язык ласкал мои соски. И это было непередаваемое ощущение. А потом этот язык скользнул мне между ног. Я задрожала от наслаждения. Люциан подвел руки мне под ягодицы, приподнимая меня, чтобы получить еще больший доступ к моему телу. Я запрокинула голову, глаза мои закатились, когда к языку присоединились пальцы. А потом он снова взял меня и брал снова и снова. Пока я не перестала чувствовать свое тело и не осталась лежать слабой безвольной куклой на тонком матрасе в углу мрачного карцера. Ничего не ощущая, кроме тихой радости и покоя.

Люциан быстро оделся, не сводя с меня глаз. А потом шагнул ко мне и одним движением подхватил на руки. У меня не было сил даже обнять его за шею. И я просто повисла у него на руках. Он подцепил ногой то, что осталось от моей рубашки, и накинул на меня. Но мне было абсолютно все равно, прикрыта я или нет.

Он нес меня по коридору, и я жмурилась от тусклого освещения. А потом мы вышли через дверь. И я поняла, что мы прошли дорогой Арки, потому что вся моя суть Ходящей-сквозь-миры сжалась от ощущения чуждости этого пути.

И вот знакомая лестница. По ней Люциан вел меня, чтобы убить. А теперь он нес меня к себе. Чтобы? Чтобы — что?

Люциан шагнул в свои покои. В другое время я бы начала оглядываться, но не сейчас. Я слишком устала. Я ничего не хотела. Больше ничего. Все мои мечты в данный момент сводились только к сжимавшим меня сильным рукам. А больше мне ничего не было нужно.

Меня опустили в постель. На мягкие подушки. Отбросили в сторону обрывки рубашки и накинули сверху одеяло.

Люциан склонился надо мной, опершись руками по обе стороны моей головы, и поцеловал меня в лоб.

— Спи, — сказал он.

— Это твоя кровать? — Я вопросительно взглянула на него.

— Да.

— Хорошо.

— Я сейчас сделаю тебе укол, — предупредил он.

— Зачем? — Я прикрыла глаза, мне было удивительно хорошо в его постели, зачем мне еще какие-то уколы? Но я не собиралась упрямиться, пусть делает со мной, что хочет, мне все равно.

— Когда ты проснешься, у тебя все будет болеть. Ребра. И пара ранок.

— Откуда ранки? — без особого интереса поинтересовалась я.

— После вчерашнего.

— А, — я равнодушно пошевелилась, пытаясь пожать плечами. — Плевать.

— Открой глаза.

Я послушно сделала то, что он приказал.

— Я тебя вымотал, милая. Я тебя вчера почти полностью выпил. Ты понимаешь, что это значит?

— Теоретически. — О чем он говорил, я не поняла, но на всякий случай сделала вид, что в курсе происходящего.

— Ничего ты не поняла. Но это не страшно. Просто тебе надо спать. Много. И ты будешь спать. Я позабочусь о тебе.

— Спасибо, Лю. — Он улыбнулся при звуке того имени, которым я его когда-то называла. — Я знаю, что со мной ничего не случится, когда ты рядом.

Он исчез из поля моего зрения, но вскоре вновь появился со шприцом в руке. Он нажал на поршень, чтобы избавиться от воздуха, а затем откинул одеяло и чуть перевернул меня, чтобы достать до ягодицы. Вместо того, чтобы приложить ватку, он поцеловал меня, потом лизнул, тут же всадил иглу, а затем снова лизнул. И от ощущения его шершавого языка я вновь оказалась на грани оргазма.

— Я сейчас кончу, — призналась я с виноватым видом.

— От этого? — Он удивленно на меня взглянул, а потом довольно улыбнулся.

Он подсунул под меня руку, и его пальцы быстро погрузились в мою влажность. Я застонала.

— Ну же, Мири, — шепнул он, нависая надо мной и прижимаясь губами к моему рту, — кончи.

И я кончила.

— Вот так, — широко улыбнулся он. И это была настоящая улыбка моего любимого Лю.

— Лю, — прошептала я и провалилась в сон.

Я спала. Долго. Люциан усыплял меня снотворным. Рядом с постелью снова поселилась капельница. В минуты, когда ко мне возвращалось сознание, я ощущала присутствие Палача. Его энергетическое поле стало для меня маяком в пучине беспамятства. Иногда он просто сидел рядом или стоял у постели, молча меня разглядывая. Взгляд его был серьезен и сосредоточен. Казалось, он что-то взвешивал, решал для себя, просчитывал вероятности.

Один раз я заметила у своей постели Гаррета. Он тоже задумчиво меня изучал. Я перехватила его взгляд, и Гаррет тут же убрался куда-то в тень.

А однажды ночью меня опять разбудил кошмар. И я снова была в испарине и звала, хрипя, задыхаясь и царапая себя, Люциана. Но в этот раз он оказался рядом. Он держал меня за руки, не давая себя ранить, пока я не успокоилась. Потом поил каким-то отвратительным варевом, от которого меня буквально выворачивало, но Люциан заставил меня проглотить все до последней капли.