— Ты не должна говорить мне это. — Она едва услышала его слова.

— Почему бы и нет? — Спросила она так же спокойно.

— Когда я подумал… что у тебя был ребенок от кого-то другого, мой первый инстинкт заключался в том, чтобы выследить его и убить. Мой волк был опасно близок к атаке.

У нее может и не было внутреннего животного, чтобы контролировать его так же, как Финн, но она, конечно же, должна была контролировать свои основные инстинкты. По крайней мере, когда он беспокоился. Если бы она чувствовала кого-то на своих простынях или в своей спальне… да, она даже не хотела бы туда идти.

Рука Финна играла с краем ее майки. Он медленно двигался по ее коже, словно прося разрешения. Соприкосновение кожи с его кожей заставило ее соски затвердеть, верхушки терлись об ее хлопковую рубашку.

Его пальцы скользнули ниже, ниже, пока не опустились ниже пояса тонких трусиков для сна. У нее больше ничего не было, и когда он это осознал, он резко втянул воздух. Его пальцы скользили по ее голому холмику, пока он властно ее не ухватил. Ее внутренние стенки сжимались и сжимались, желая, чтобы он наполнил ее. Но он не пошел дальше и не погладил ее складки или клитор. Он просто держал ее.

— Скажи, чтобы я остановился, — прорычал он, но она могла сказать, что он этого не хочет. Его дыхание у нее на шее было теплым, и по спине пробежало покалывание. В секунду он прижался к ней бедрами, прижимая к ней твердую длину.

Она должна сказать. Им нужен сон, и солнце скоро зайдет. И как только они перейдут эту черту, ей уже не вернуться. Правда состояла в том, что не было теперь возвращения назад. Она была полностью потеряна в этом мужчине.

— Не останавливайся, — вместо этого она сказала совсем другие слова, вырванные из ее груди.

Может быть, у нее была мазохистская жилка, потому что между ними не сложилось ничего, и это затруднило бы уход позже. Они были из двух разных миров. У их народов была долгая и жестокая история презрения друг друга. Их отношения не сработали прежде… Смогут ли они быть вместе сейчас? Она боялась даже надеяться.

Ее надежды были не о каких-либо отношениях, а хотя бы о том, чтобы найти спасение, пока они не сбегут из дома — это была ложь, в которую она пыталась поверить.

Для Лиры все было не так просто, и она не могла позволить себе поверить, что это означает, что у них есть будущее. Лира знала и не сомневалась, что он до сих пор заботился о ней, вероятно, даже любил, иначе завел бы себе любовницу, так как они были далеко друг от друга, но все эти факты не отменяли того, что он был вожаком, а она — вампиром.

Он тихо зарычал и прикусил ее ухо. Все остальное отошло на задний план, когда он средним пальцем начал медленно поглаживать клитор. Все ее тело трясло от ощущения грубой подушечки на чувствительном пучке нервов. Она толкнулась к нему, потираясь нижней частью спины о его твердую длину, пока он дразнил ее. А он, определенно, дразнил.

Финн достаточно хорошо знал ее тело, чтобы понять, что его ласковых прикосновений недостаточно.

— Быстрее, — потребовала она.

Вместо того, чтобы сделать, как она просила, он отстранился. Прежде чем Лира смогла возразить, он перевернул ее на спину. Обладая острым зрением, она могла разглядеть жесткие линии и царапины на совершенстве его точеного тела. Потираясь о ее бедра, его член выпрямился вверх в толстом, впечатляющем великолепии, которое ей хотелось попробовать и погладить.

Удерживая его взгляд своим, она протянула руку и сжала пальцы вокруг ствола. Его толстая длина была горячей в ее руке. Она погладила его разочек, и еще, наслаждаясь тем, как задрожало все его тело от этих прикосновений.

— Лира, — имя было молитвой на его устах, почтительной и напряженной одновременно.

Сжав руку, она улыбнулась, когда он прокрутил свои бедра в ее хватке.

Застав врасплох, Финн схватил ее запястье и отдернул руку.

— Я не собираюсь кончать тебе в руку.

Подняв обе руки над головой, он удерживал запястья Лиры на месте неимоверно крепкой хваткой, наклоняясь поцеловать ее. Его губы коснулись ее, сначала мягко. С каждым прикосновением языков, его поцелуи становились все более требовательными, голодными. Словно он хотел полностью ее поглотить. Заклеймить.

Не в силах пошевелить руками, она выгнулась в его объятиях, потираясь грудью о твердые накаченные мышцы. Ее соски, уже болезненно выпирающие, вздрагивали при каждом контакте, а это трение сделало ее сумасшедшей. Не имело значения, что на ней все еще была майка, она была настолько тонкой, будто ее и не существовало.

Ее внутренние стенки неконтролируемо сжимались, отчаявшись быть заполненными. Но Финн прижал ее к своему большому телу, его член прислонялся к нижней части ее живота, пока он продолжал свои поцелуи. Майка задралась вверх, и она обнаженной кожей ощутила его эрекцию. Та была едва ли не больше, чем она могла принять. Она не хотела чувствовать его своим животом, но желала, чтобы он заклеймил ее так, как мог только он.

Она нахмурилась, пытаясь побудить его на большее. Простой стимуляции сосков было практически достаточно, чтобы отправить ее за край. Но дело было не только в этом. Все дело в Финне.

Он возвышался над ней, удерживая, доминируя, как поступал бесчисленное количество раз много лет назад. Он был вождем всюду, в том числе и в спальне. Особенно в спальне. Это было единственное место, где она не возражала против его господства. Во всяком случае, здесь она его жаждала. Он всегда заставлял ее чувствовать себя в безопасности, значимой.

Когда он начал осыпать поцелуями ее подбородок, прокладывая путь к мочке уха, она снова прижалась к нему бедрами. Ей хотелось прочувствовать, как его мощная длина глубоко вдавливается в нее, хотелось пить его кровь, пока они занимаются любовью. Они так часто делали это в прошлом, и она скучала по нему сильнее, чем хотела бы признать.

Но она не осмеливалась об этом просить. Он раньше предлагал ей свою шею, но только потому, что она в этом нуждалась. Поглощение его крови во время занятия любовью отставляло его уязвимым, и она не знала, готов ли он пойти на это. Она слишком боялась просить.

Финн начал прокладывать путь от ее ключицы к верхней части груди, зубами прижимаясь к