Как же выглядели на деле эти «доблестные действия»? С самого начала руководством дивизии было решено придерживаться тактики, которая показалась успешной и на Восточном фронте — комбинация защитно-оборонительных мер с внезапными рейдами на территорию, подконтрольную партизанам, и операциями по их окружению-уничтожению. Казаки были особенно полезны в действиях небольшими группами: «Казачьи части, как только займут какой-нибудь пункт, предпринимают обеспечение близкими и дальними патрулями. Ближние патрули лесом прокрадываются к селам и прислушиваются и наблюдают, есть ли в них воинские части. Дальние патрули уходят до 12 километров от главных сил. Патрули имеют в своем составе самое меньшее 1 взвод с 3 м.к. пулеметами… В целях военной разведки дислокации партизанских войск и мест нахождения учреждений народно-освободительного движения, с времени на время, а особенно перед операцией, засылаются в партизанский тыл так называемые ''волчьи группы''. В большинстве случаев ''волчья группа'' составляется из добровольцев во главе с русским или немецким унтер-офицером и снабжается сухим пайком на три-четыре дня. Вооруженные парабеллумами, иногда и с одним м.к. пулеметом, они устраивают засады где-нибудь в кустах у партизанских коммуникаций и стараются добыть ''языка''. Они терпеливо выжидают, когда подойдет какой-нибудь партизан или группа партизан, подпускают их на 20–30 шагов и стараются окружить»[346].

На допросе у старшего следователя следчасти по особо важным делам МГБ СССР капитана Гришаева 12 января 1947 г. генерал фон Паннвиц признался, что, «…находясь в Югославии… руководствовался… секретными приказами Верховного командования сухопутных вооруженных сил Германии и составленным на основе опыта борьбы с партизанами в СССР циркуляром обер-группенфюрера СС Бах-Зелевски, утвержденным Генштабом. Эти документы предоставляли командирам дивизии право сжигать деревни, репрессировать мирное население, выселять его из отдельных районов по своему усмотрению, расстреливать и вешать без суда пленных партизан»[347]. Под давлением следователя фон Паннвицу пришлось выразить признание в совершении следующих военных преступлений:

«В период операции в районе Фрушка Гора в октябре 1943 г. казаки 1-го кавалерийского полка повесили в деревне 5 или 6 местных крестьян. Казаки 3-го, 4-го и 6-го кавалерийских полков в этом же районе учинили массовое изнасилование югославских женщин этих деревень. В декабре 1943 г. такие же экзекуции и изнасилование женщин были в районе южнее г. Брод (Босния), причем казаки 3-го кавалерийского полка отобрали у населения всех пригодных к работе лошадей. Зимой 1943–1944 годов неизвестными лицами неоднократно производились диверсии на железнодорожной линии Сунья-Сисак — Загреб. Предпринятый… розыск участников диверсий не дал никаких результатов. Тогда фон Паннвиц отдал приказание повесить для устрашения вдоль железнодорожного полотна 15 человек заложников… В этом же районе весной 1944 г. по приказу немецкого лейтенанта 4-го кавалерийского полка дивизии были расстреляны три мирных жителя… за шпионаж, хотя их шпионская деятельность не была доказана. В мае 1944 г. в районе южнее г. Загреб казаками 1-го кавалерийского полка полностью была сожжена хорватская деревня… за то, что казаки посчитали ее партизанской. Этот же полк в июне 1944 г., заняв город Метлика в районе Загреб-Карловац, учинил массовое изнасилование жительниц этого города. Летом 1944 г. по приказу командира 4-го кавалерийского полка — подполковника германской армии Вольфа или командира бригады Боссе… в целях обороны было сожжено много домов деревни Чазьма (западнее Беловар). Тогда же казаки 3-го кавалерийского полка сожгли несколько домов деревни Пожега Даруварского района. В декабре 1944 г. казаки 5-го кавалерийского полка под командованием полковника Кононова во время операции против партизан близ реки Драва, в районе, севернее Вировитица, учинили массовое убийство мирного населения и изнасилование женщин»[348].

Впечатления о деталях зачистки Срема в октябре 1943 г. и о поведении «черкесов», прибывших с «Востока Европы», остались в памяти местного сербского населения[349]. Стоит заметить, что волна насилий и грабежей, захлестнувшая Срем в ходе антипартизанской операции казачьей дивизии, потрясла даже командование самой дивизии, столкнувшееся с массовыми жалобами. По словам Хорстенау, в жалобах на казаков указывалось, что они недалеки от туркестанцев, но в отличие от них больше ценят коней, свиней и… швейные машинки[350]. В результате фон Паннвицу пришлось 25 октября 1943 г. обратиться к казакам с призывом прекратить вести себя, как грабители и мародеры, остановить изнасилования и грабеж. Лицам, которые будут уличены в подобных преступлениях, Паннвиц пригрозил расстрелом[351]. В разговоре с Хорстенау Паннвиц назвал это «кризисом» первых 14 дней в Хорватии, который был преодолен после того, как он приказал расстрелять 50 человек, участвовавших в грабежах. Чтобы разрешить возникшие недоразумения, Паннвиц прибыл в Загреб и договорился о присутствии в казачьих частях хорватских офицеров связи и хорватских полицейских[352].

Стоит отметить, что Хорстенау относился к казакам с явным предубеждением. Хорватские власти описали ему вышеприведенный случай в районе Дьякова таким образом: «…казаки, в соответствии со своими обычаями, ночью ворвались в римско-католическое село у Дьякова, закрыли сто двадцать женщин и там их изнасиловали… На следующее утро женщин отпустили по домам». Однако и немецкое командование, и хорватский чиновник Бегич, проводивший впоследствии инспекцию, опровергли этот случай[353]. Тем объективнее выглядит характеристика отношения Паннвица к казакам, которую дал Хорстенау. В отличие от Нидермайера, который скептически оценивал подопечных ему туркестанцев, Паннвиц был воодушевлен казаками, считал их «прекрасным расовым типом, многие выглядят, как скандинавы». Паннвиц даже весьма грубо уточнил, что «хорватам вовсе не помешает, если изнасилованные хорватки родят от них детей». В отличие от Нидермайера, относившегося к своим солдатам как к дикарям, Паннвиц видел серьезную мотивацию действий казаков. По его мнению, «У казаков есть своя идеология, которая называется освобождением России от большевистской власти!» Паннвиц отмечал, что неграмотных больше во Франции, чем среди его казаков. И сам он видел свое будущее связанным с казаками, мечтая поселиться вместе с ними в предгорьях Кавказа, «…где так красиво!»[354].