“Кажется, этот юноша оказался весьма ушлым. Когда начали раскапывать происшествия на полигоне, обнаружили, что было несколько проникновений на территорию. Воровали, но по мелочи. У меня возникло подозрение, что младший Петренко мог быть к этому причастен. И я хотел сопоставить выяснить даты его выходных и рабочих дней, чтобы сопоставить со случаями краж”.

“Сдается мне, не своей работой вы занимаетесь, Гавриил Петрович”, — ответил я. — “Кражи — все-таки дело полиции”.

“Но одна из них была по нашему профилю, так что приходится проверять и остальные”.

Да уж. Бестужев был упертым и копал не только вглубь, но и вокруг. Да только не казалось мне, что Борька был замешан в делах Аспиды. Скорее просто под руку попался и пострадал за это. Карма в действии. Особенно если предположить, что парень просто подворовывал по мелочи и сбывал это заинтересованным лицам.

“Что ж, сожалею, что не смог помочь”, — сказал я. — “И вас не затруднит связаться со мной после опроса пациента? Очень уж интересно, что он расскажет”.

“Всего без разрешения начальства доложить не смогу. Тайна, сами знаете”.

“Мне в общих чертах. Я не настаиваю”.

“Договорились”, — улыбнулся в моей голове Бестужев и оборвал канал.

Как я дотерпел до девяти вечера, не знаю. Прыгал на кровати как на иголках, считая минуты до освобождения. Даже ужин, что заботливо принес охранник, почти не съел — душа требовала воли.

Наконец дверь моей камеры открылась и меня пригласили на выход. Вернули ключи от Вити и прочее барахло. Я взглянул на часы — пора было возвращаться домой. И что-то Бестужев не торопился со мной связываться.

Я дошел до автомобиля, связался с отцом и предупредил о возвращении. Ольга, по моим прикидкам, должна была вернуться завтра или послезавтра — как раз чтобы успеть на примерку бального платья и подготовиться к мероприятию.

Лишь бы все получилось с рыбкой. Если план провалится, нам несдобровать.

Я медленно повернул ключ зажигания и выехал по мосту на Петроградку — в самое начало Каменноостровского. И только набрал скорость, как сила отреагировала на ментальный зов.

“Это Бестужев”, — сухо, теперь с совсем иными интонациями представился дознаватель. — “Вы просили сказать, как прошел допрос”.

“Спасибо. Я слушаю”.

“Где вы сейчас, Михаил Николаевич?”

“Выехал с Петропавловки, еду домой”.

“Вас не затруднит сделать остановку во Всеволожске? Я бы предпочел побеседовать наедине”.

“Конечно. Как подъеду к больнице, сообщу”.

Бестужев ни слова не сказал о допросе, но его тон вызвал у меня беспокойство. Гавриил Петрович был не робкого десятка и лишних эмоций себе не позволял. Да и вообще обычно старался держаться позитивно-нейтрально. Сейчас он был как минимум раздосадован.

Неужели картинка не сложилась?

Я притопил педаль газа и пронесся мимо Аудиториума так быстро, что едва вписался в поворот на мост к Выборгской стороне.

— Поспешим, Витя, — сказал я, крепче ухватившись за руль. — Покажи мне все, что можешь.

***

Пятиэтажный прямоугольник местной больницы встретил меня жутковатой иллюминацией: несколько букв на вывеске не горели, поэтому всяк входящий читал жизнеутверждающее “ВСЕВОЛОЖСКАЯ БОЛЬ”.

Я припарковался перед входом и сообщил Бестужеву о прибытии.

“Две минуты”, — коротко отозвался дознаватель.

Ожидая его, я пялился на стеклянные двери входа, но, к моему удивлению, Гавриил Петрович вышел из небольшого двухэтажного корпуса. И сразу же закурил на ходу.

— Быстро вы, Михаил Николаевич. Нарушали, небось?

— Голос ваш не понравился, — ответил я. — Решил поторопиться.

Бестужев помрачнел еще сильнее.

— Да, в общем-то, тут уже некуда торопиться, — сказал он и сделал крепкую затяжку.

Предчувствие неладного наконец-то обрело в моей голове форму. Идею подкрепляло и то, что за спиной Бестужева на том маленьком здании я разглядел табличку “МОРГ”.

— Серьезно? — вспылил я. — Врач же говорил, он тяжелый, но выкарабкается!

Гавриил Петрович устало вздохнул.

— Совсем чуть-чуть не успели. Сердце остановилось. Врачи заводили-колдовали — тщетно. Так что плакала наша ниточка. А ведь все могло хорошо сложиться. Не думаю, что парень стал бы долго упираться.

Да понятно, что Борька раскололся бы как миленький — если, конечно, какой-нибудь дюже одаренный не попытался стереть ему память или подменить воспоминания. Но это вряд ли.

Но сейчас Борька нам уже ничего не расскажет. Даже психометрист за него не возьмется — считывать с трупов — то еще удовольствие. Можно совсем кукухой поехать, а ведь они и так балансировали на грани. Нет уж, хватит смертей, чтобы еще и артефакторами рисковать.

— Он точно сам… того? Может помог кто-то заинтересованный? — предположил я.

— Как раз ждем. Вскрывают. Так что пока мне нечем вас обрадовать, Михаил Николаевич.

— Да уж. Помощь какая нужна?

Бестужев поднял на меня смертельно усталые глаза.

— Да чем уж вы тут поможете…

— Ну черт знает. Хоть кофе с булками вам привезу. Почти ночь на дворе, а вы весь день, небось, нежрамши. Знаю я вашего брата.

Дознаватель на миг оживился, да и брюхо у него предательски заурчало.

— Не стоит, ваше сиятельство. Вы и так вон…

— Короче, давайте так. Если что интересное появится, дайте знать, пожалуйста. Возможно, имеет смысл еще раз дернуть этого Шельмеца — он хотя бы нашу странную парочку видел. Надо бы ему вскрыть башку и вытащить образы. Хоть портреты будут.

— Да сделаем все, вы не волнуйтесь. Лучше езжайте домой — у вас своих забот по горло.

Каким приятным человеком казался Бестужев. В отличие от сладковатого Шувалова, этот мужик просто имел хороший нрав и добрую натуру. Правда, это не мешало ему выбивать из государственных преступников все дерьмо, что, впрочем, я тоже не мог считать недостатком.

— Ладно, поеду я, — кивком попрощавшись, я залез в машину.

Бестужев медленно направился в сторону морга. А я изъездил половину Всеволожска в поисках еще открытой булочной. И кофе с пирожками им таки привез ровно через двадцать минут.

Кажется, это оказался самый легкий способ стать любимцем всей честной компании.

***

— Михаил, составь мне компанию за завтраком.

Просьба отца звучала скорее как приказ. Я с трудом продрал глаза, взглянул на часы — семь утра. Изверги.

Отец тем временем запахнул домашний халат и принялся спускаться в столовую. Ладно, раз уж все равно разбудили, будем вставать. Не знаю, почему, но чувствовал я себя разбитым. Вроде и на родной перине должен был лучше выспаться, а всю ночь снилась какая-то нелогичная чертовщина. Только мозг зря напрягал. Может сказывались последствия вмешательства Корфа в мою голову, может просто кое-кто успел отвыкнуть от приключений за эти полтора года.