Вероника делала вид, что не замечает осуждения товарищей, но злоба переполняла ее. Она, обладательница громкой фамилии, терпит унижение от каких-то недоумков, не понимающих простую истину: галерка и партер не смешиваются. Правильно в некоторых театрах делают: если у тебя билет на какой-нибудь ярус на верхотуре, на уровне люстры, то и буфет у тебя отдельный, и туалет отдельный, чтобы даже в антракте с солидной публикой не соприкасаться.

Злость била копытом в грудь. Вероника страдала, ненавидела всех и жалела себя одновременно. Все происходящее казалось ей издевательством над здравым смыслом.

И тут фортуна протянула ей руку помощи. Правда, рука эта сильно смахивала на руку начальницы учебной части, с пигментными пятнами и средней паршивости маникюром.

Дело в том, что в деканате смутно догадывались о своей причастности к разразившемуся конфликту и желали его поскорее погасить. С этой целью Веронику пригласили зайти после лекции и многозначительно показали объявление о возможности поучиться следующий семестр в американском университете-партнере. Собственно, объявления никакого не было, то есть никто не собирался вывешивать его на всеобщее обозрение. Американские жадины готовы были принять только одного студента. В деканате благоразумно решили, что устраивать нездоровую конкуренцию по этому поводу не стоит. Зачем нужен ажиотаж на ровном месте? Неужели они сами одного правильного студента не подберут? С их-то опытом.

Правда, сначала подобрали сына заведующего кафедрой, и он уже даже начал исправлять свой «неуд» по английскому языку, но потом решили подумать еще раз. И вот на этом втором круге размышлений выбор пал на Веронику.

Этому способствовал звонок Илоны:

– Добрый день, это прачечная?

– Нет, это деканат.

– Понятно. В анекдотической классике вы не сильны… – Илона добродушно засмеялась.

Начальница учебной части расслабилась и пропустила удар.

– А скажите мне, пожалуйста, милейший представитель деканата, раз у вас там не прачечная, то по какому праву моей дочери мозги полощут, нервы мотают?

– В каком смысле? Какая дочь? Чья? Говорите яснее, – с вызовом ответила начальница.

Илона назвала фамилию, после чего начальница умерила пыл.

– Простите, ничего не понимаю, – соврала она.

– Тогда мне придется позвонить вашему руководству. Учтите, я не буду спокойно смотреть на то, что дочь приходит с учебы в явно подавленном состоянии.

«Такую подавишь», – зло огрызнулась начальница, но про себя.

– Вы не волнуйтесь, мы попытаемся разобраться… Это же дети, мало ли что… Молодо-зелено, как говорится… Все, что можем…

Илона отключилась, не попрощавшись. Дело сделано, зачем бисер метать?

Вот тогда-то в деканате и решили, что у сына заведующего кафедрой все-таки явные проблемы с английским языком. А у кого их нет? Правильно, у Вероники.

Так Вероника пробила пенальти в ворота всех своих недоброжелателей. Не хотели со мной мирно вместе учиться? Ну так и учитесь в своей странной России, а я поехала от вас куда подальше. На другую стороны земли, в блистающие богатством и свободой Соединенные Штаты Америки.

Илона гордилась своей девочкой и мечтала, как она придет в посольство за визой и в графе «цель поездки» напишет про гостевой визит. И пояснит на устном собеседовании, что едет к дочери, которая сначала училась, а потом осталась жить в благословенных США. Это пока мечты, но Илона уверена, что они сбудутся. Доживать до приятных событий гораздо легче, чем просто жить. Все равно как бежать за морковкой.

Даже Родион Аркадьевич не удержался и похвастался на работе. Правда, оказалось, что почти у всех сотрудников его ведомства дети давно покинули родные просторы. Но одно дело какая-нибудь мелкобуржуазная Чехия, пропахшая вафлями Вена или припорошенная снегом Финляндия, и совсем иное – США, да еще и Калифорния, самый крутой штат. Как говорится, почувствуйте разницу.

Вероника уехала, а Родион с Илоной продолжали светиться отблеском калифорнийского солнца. Родион Аркадьевич показывал фотографии дочери направо и налево, поясняя, что жизнь в Калифорнии очень комфортная, но очень дорогая.

Не стоило этого делать. Зависть будит в людях бдительность. Чуткие коллеги пощелкали на калькуляторах, опечалились и поделились с компетентными органами своими соображениями о несоответствии дохода госслужащего Родиона Аркадьевича его образу жизни. Говоря более поэтично, чувства коллег собрались в черную тучу зависти, из которой, как молния, сверкнул донос.

Пожалуй, только заместитель Роман сохранил преданность шефу и ежедневно звонил Илоне со словами поддержки, а заодно и с расспросами: о чем спрашивает следователь? что собирается делать Родион Аркадьевич? Илона прониклась к Ромочке почти родственными чувствами.

Начались разбирательства. В доме обычным делом стали разговоры про следователя и прокурора. Если прежде они обсуждали с Илоной, куда полететь на майские праздники, то теперь – где найти хорошего адвоката. Наступили мрачные дни, похожие на кошмарный сон. Хотелось проснуться, но противный следователь все глубже утягивал Родиона Аркадьевича в пучину этого страшного сна. Вскрывались новые подробности, находились какие-то документы, которые приобщались к делу. И из простого доноса выросло вполне солидное дело, раскрутив которое, следователь надеялся пойти на повышение.

Защитников у Родиона Аркадьевича не нашлось. С одной стороны, он был не местный, в Москве относительно недавно, спасительными связями обрасти не успел. С другой стороны, времена не те, чтобы проворовавшихся чиновников защищать. Это как спасать утопающего. Подплывешь поближе, а он схватится и утянет на дно. Поэтому вокруг Родиона Аркадьевича образовался безлюдный круг, в котором он остался наедине со следователем.

Родион Аркадьевич похудел, стал серым с лица и не мог спать без снотворного. Разом расшалилась печень и засбоило сердце, упало зрение и поседели волосы. Он рассыпался на глазах. Ночами плакал, а днем разглядывал свои руки, которые начали безостановочно дрожать.

Закончилось все плохо. Или хорошо. Смотря как на это посмотреть. Родион Аркадьевич не дожил до суда. Он ушел от суда людей. А Божий суд меньше всего интересуется документами на проведение госзакупок. Там взвешивают прегрешения на других весах. И никто точно не знает, на каких именно.

С похоронами помог Роман, заместитель Родиона Аркадьевича, на которого Илона переложила все хлопоты с кладбищем, поминками. Сама она еле стояла на ногах и неустанно благодарила бога за то, что есть такой надежный Роман.

На лице Родиона Аркадьевича посмертной маской застыл вопрос: «Как же так?» Шел-шел в гору, как нагруженный ослик, надеясь взобраться на самую вершину, чтобы там, наконец-то, передохнуть, но вдруг оступился… и в один момент скатился с горы.

Илону подкосила смерть мужа. На похоронах она стояла внешне прежняя – на каблуках и в шляпе. Но внимательные наблюдатели заметили, что ее спина дала легкую дугу, и вся Илона как-то усохла и стала напоминать подвяленную морковку. Нет,