Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Над осенним сквером раскрылся гигантский купол, словно в зале планетария. Появилась и сгинула огромная, живая карта города, сменившись видами знакомого проспекта. Ночь, утро, день, потоки автомобилей. Пробка – вид сверху, машины в шесть рядов.
Лежащий на боку «Бентли». Лицо раненого крупным планом.
– Инопланетяне исключаются. Местная нежить тоже, мы сразу проверили. Причина, по которой изображение не фиксируется, не ясна.
…Вместо забитого машинами проспекта – человеческий глаз. Фотография, затем – страничка из анатомического атласа. Вслед за ней – страница из старого пособия для фотографов, с ятями и ерами. Длинная полка с фотоаппаратами: супермаркет или выставка. Старые, пленочные, за ними аппараты системы APS, тоже с пленкой, но магнитной. В центре – красавец POLAROID, Принц Светописи. Цифровые – любительские, подешевле, и дорогущие, штучные. Olympus, Canon, вездесущий Samsung…
Впереди всех – старинная фотокамера на деревянной треноге.
– У двух шоферов были пленочные аппараты, Микки. Я заглянул, проверил – нет, ничего не вышло. Это нарушение закона, пусть не Высшего, но физика в этом мире тоже нерушима. Единственное объяснение – Поправка Ноль… Виноват!
Он убрал руку, отпуская побледневший шарик, уступил место следующему в ряду. Второй не заставил себя ждать, раскрыл ладонь:
– Изображение выглядело очень реалистично…
Шарик, успевший устроиться на новом месте, вспыхнул. Исчезнувший было купол появился опять, плеснув морской синевой. Волна – та, что предстала перед изумленным городом. Вдали. Близко. Совсем рядом. Желто-серый гребень, брызги пены застыли в полете.
– Этого не было, Микки. Нигде, мы проверили. Корабль на гребне современный, но подобных волн в последние два века на Земле не наблюдалось.
Купол сменился десятком небольших экранов. На каждом – волны, одна страшнее другой. Опустошенные пляжи, остовы разрушенных домов, корабли, выброшенные на сушу…
– Не было! Следовательно, образ хоть и реалистичный, но вымышленный. Для того, чтобы такая волна возникла в этом мире, требуется взрыв термоядерной бомбы или падение астероида. Рискну тоже намекнуть на Поправку Ноль. Невероятно, зато все объясняет. Виноват, иного объяснения у меня нет. В любом другом случае я бы сказал, что это – типичная провокация. Третью Сферу уже подставили, теперь занялись нами.
Разочарованный шарик вернулся к хозяину. Игемон, он же Микки, он же Пятый из Седьмой Череды, взмахнул рукой, отправляя шарик в неизвестность. Подвел итог:
– Плохо. Очень плохо!
С ним были все согласны. Поправка Ноль, именуемая также Высшей или Божьей волей, действительно могла объяснить, что угодно. Но в отчет такое лучше не вписывать. «Не поминай имя Господа всуе». А лучше вообще не поминай. Не намекай. И даже не думай в сердце своем.
Виноваты!
– Властью, мне доверенной…
Тихий голос пронесся по скверу ледяным ветром – неслышный, но ощутимый, пробивающий до костей. Один из алкашей схватился за горло, захрипел, пошатнулся. Бабка на скамейке воздела персты для крестного знамения, да так и застыла с пальцами у лба.
– …указываю и повелеваю! С мига сего на неназываемое отнюдь не ссылаться. Забыть! Не вспоминать!..
Людям было холодно и страшно – и только. Те же, кому даровано иное, высшее зрение, увидели, как вспыхнул белый серебристый огонь, порождая огромный, бешено вращающийся обод. Острые золотые крылья, семь немигающих глаз.
– Да не будет помянут Отец Небесный всуе, ни Сам Он, ни Имя Его, ни Его Воля. Аминь!
Ледяной ветер стих. Бабка, оторвав персты ото лба, растерянно заморгала, достала из старомодной сумочки носовой платок. Алкаш взбодрился, прокашлялся, матернулся вполголоса.
– Продолжим, – как ни в чем не бывало, сказал Микки. – Следующий!
На этот раз шарик не хотел воспарять с ладони. Наконец поднялся, замер – и медленно лег в протянутую руку следующего в ряду. Третий не торопился. Поглядел в темнеющее вечернее небо, легким движением бровей вернул купол на место.
– За последнее время нами зафиксировано восемнадцать подобных случаев. Из них здешние обитатели сумели увидеть семь. Большинство, скажем так, явлений длилось не более секунды…
Экраны ожили, являя Небо и Землю. Два солнца горят бок о бок. Трещина рассекает девятиэтажный дом. Столб пламени бьет из-под тверди. Черный силуэт зверя на фоне заката.
…лапа поднята, зубастая пасть разверста.
– По четырем случаям наблюдатели звонили на телевидение. Двое написали в газету, но реакции не последовало. И вряд ли будет: свидетелей мало, пострадавших нет. Таким образом, большая часть явлений кратковременна. Это первое…
Пятый из Седьмой Череды расщедрился на поощрительный кивок. Кажется, именно это он надеялся услышать. Шарик тоже отреагировал, вспыхнув ярким золотом.
– Теперь второе. Все происходило в светлое время суток – или сразу же после заката. Ни одного ночного случая. Звучит нелепо, но автор всего этого ночью предпочитает отдыхать. Значит, для него «ночь» – понятие реальное. Едва ли это человек, но… И третье, куда менее приятное. Все случаи можно поделить пополам: имитация кары, как, допустим, сегодняшняя волна – или нечто нейтральное, но в принципе тоже опасное.
Шарик взмыл вверх, завис. Третий поспешил пояснить:
– То, что было на площади…
Экраны исчезли, сменяясь панорамой: толпа, суетливый мэр, броневик «Полковникъ Безмолитвенный».
– Если бы контакт стал реальным, весьма вероятно было бы взаимное инфицирование. С той стороны – брюшной и возвратный тиф, с этой – грипп новых штаммов. Около тысячи летальных случаев, минимум. Про всякую глупость вроде политических катаклизмов и эксцессов с тяжелыми последствиями я даже не говорю. Итак, либо кара – либо угроза ее. Милости, помощи и добра нет и в помине. Вывод один: городу кто-то угрожает. С умыслом или нет, иной вопрос.
Микки вновь кивнул, на этот раз менее охотно. Запреты запретами, а истина – она как вода в треснувшей батарее. Надо было что-то сказать, и Пятый из Седьмой Череды без сомнения нашел бы нужные слова.
Не успел.
Крайний в ряду поднес ладонь к уху:
– Еще! Прямо сейчас, в городском парке…
Великан брел по центральной аллее. Огромный, выше самых старых сосен, обросший густым черным волосом. Ликом темен, зубами остер, зраком страшен. На чреслах – повязка из грубо сшитых бычьих шкур, прихваченная поясом с медными бляхами. На толстой шее – ожерелье из звериных черепов. В деснице – дубина размером с ту же сосну.
Брел неспешно, под ноги глядел. Предосторожность излишняя, ибо огромные босые стопы не касались асфальта. Зазор был мал, не сразу заметен, и великан осторожничал. Ногу поднимет, посмотрит вниз. Опрокинутая урна? Обойдем урну!