– Кажется, я подозреваю, что с ними случилось. Мы забыли их в пещере.

– Не может быть.

– Точно, я тебе говорю.

– И бобы тоже?

– Угу.

– Ты уверен, Бумер?

– Разумеется. У меня ведь фотографическая память.

* * *

Жестянка Бобов наблюдал(а), как последние мандариновые шкурки заката кружась исчезают в канализационной трубе где-то позади гор. А затем опустилась полная тьма. И пришло время…

Когда он (а) задумывался(ась) над тем, что Раскрашенный Посох и Раковина были единственными, кому удалось спастись после разрушения Великого Храма в Иерусалиме, тем чудеснее и бесценнее представлялись они ему(ей), и Жестянке Бобов почему-то становилось еще грустней от одной только мысли, что близится час их расставания. Начать с того, что у них наверняка впереди новые ни с чем не сравнимые и, возможно, судьбоносные приключения, в которых ему(ей) уже ни за что не принять участия. Ах, что поделать…

Все равно ему(ей) есть за что благодарить судьбу. Ведь что такое жестянка бобов? Жалкая пешка в игре под названием «Потребление». От поля до фабрики, от полки супермаркета до полки кухонного шкафа ее судьба предельно проста и видна как на ладони. Окончательное место назначения – свалка и канализационный отстойник. И все же получилось так, что ему(ей) удалось избежать этого банального предначертания, ощутить вкус свободы, не ведомый никому из его(ее) собратьев по «низкому положению». Кстати, а чем, если задуматься, отличается жизнь большинства людей? Когда человеческие особи юны, их возят в колясках, которые толкают взрослые. В старости их тоже возят – только в креслах-колясках, которые толкают те, кто помоложе. А в промежуток между одной коляской и другой их просто толкают туда-сюда.

Толстый полог, что отгораживает живое существо от обманчивого, но такого манящего света свободы, от упоительного до головокружения сияния самоопределения, этот полог на мгновение расступился перед Жестянкой Бобов. Очевидно, ослепительный блеск свободы для многих слишком ярок. Стоит случайному порыву ветра на мгновение приподнять золотой парчовый край, как они тотчас впадают в панику. Глаза почему-то начинают моргать, а пальцы судорожно цепляются, ломая все до последнего ногти, в спасительные складки социального контроля. И лишь избранные, в том числе и Жестянка Бобов, купаются в лучах свободы. Ее свет согревает их в тайных и самых неожиданных местах, которые наверняка оставались бы темными и холодными.

Разумеется, тут никак не обойтись без избитой метафоры о мотыльке, обжигающем себе крылья о пламя свечи. Что верно, то верно, любители свободы подвергают себя ежеминутному риску. Но не лучше ли один раз гордо сгореть в пламени свободы, чем медленно вариться заживо в собственном все убывающем соку, сдавленному и спутанному по рукам и ногам, за толстым пологом? Такие мысли навещали Жестянку Бобов. Как говорится, из кастрюли да в полымя. Таково было его(ее) кредо. И не будь он(а) в тягость другим (в чем он(а) не сомневался(ась)), Жестянка Бобов наверняка бы проделал (а) путь на Ближний Восток, даже несмотря на свое увечье! Но увы!

Из осиновой коры и длинных стеблей травы для нее соорудили нечто вроде саней-волокуш, которые взялся тащить Раскрашенный Посох. Когда путь им перегораживал камень, бревно или крутой подъем, Раковина подталкивала сзади. Откинувшись на спину и подставив лунному свету зияющую рану в боку, Жестянка Бобов лежал(а) на волокушах, которые благодаря стараниям его друзей постепенно, миля за милей, несмотря на колдобины и кочки, двигались навстречу рассвету, пока наконец их странная компания не оказалась на заросшем сорняками кладбище на окраине небольшого городка в Вайоминге.

– Прощай, о Жестянка Бобов! Благодарим тебя за твой исполненный мудрости совет относительно этой твоей непонятной страны!

О Раскрашенный Посох, дышащий древностью, полный харизмы и непостижимых загадок. Прощай!

– Пусть Богиня проявит к тебе благосклонность, о благородный сосуд!

О Раковина, прекрасная сирена, всегда готовая прийти на помощь, полная очарования, дарующая надежду и утешение. Прощай!

– Покеда, прохфессор, еще увидимся.

Ну-ну, это мы еще посмотрим, вульгарное создание. Но все равно я ценю твою искренность и энтузиазм. Прощай!

– Бу-ху-ху!

Ложечка, прошу тебя, хватит распускать нюни и убери эти сентиментальные капли! Они тебе не к лицу. Прощай, мисс Ложечка.

Поскольку Раскрашенный Посох намеревался вывести вверенную ему команду за пределы городка еще до рассвета, то церемонию прощания решено было не затягивать. Из зарослей травы рядом с небольшой побеленной церковкой, где они оставили Жестянку Бобов, странники – кто вприпрыжку, кто вприскочку, кто вперевалочку, кто мелкими шажками – один за другим скрылись в канаве. Последней шла Ложечка; она обернулась и бросила на Жестянку Бобов, которая неотрывно смотрел(а) им вслед, полный слез взгляд. Канава была полна воды и талого снега, в ней валялись старые газеты, куски автомобильных покрышек и пустые пивные банки – пустые в той же степени, что и в скором будущем Жестянка Бобов, однако наши маленькие пилигримы смело вступили в это месиво из грязи и мусора, словно то была их дорога к славе. О, неисповедимы пути, ведущие к Иерусалиму!

* * *

– Мы к тебе по поводу чуда, Бад, – сказал Верлин.

– Да благословит Господь ваши души. Заходите. – Бадди Винклер был настолько польщен, что моментально забыл, едва успев заметить, свою вызванную чтением «Христианских жен» эрекцию.

– Да, сэр-р, – пропела Пэтси, пялясь во все глаза на его выпирающую ширинку, но воздерживаясь от комментариев. – Ты наверняка должен был слышать про чудо.

Глаза Бадди моментально сузились, наполнившись разочарованием и подозрением.

– Послушайте, что вы тут оба несете? Какое еще чудо? Где оно произошло?

– Чудесное видение, – пояснил Верлин. – Где-то на Честерфилдской дороге.

Бадди Винклер ощутил, как в нем борются самые противоречивые чувства. С одной стороны, чудесное видение прямо здесь, в его стране, внушало волнение и оптимизм. С другой стороны – он не на шутку встревожился, как бы якобы имевшее место чудо не выбило почву у него из-под ног, затмив его собственное видение – и миссию, которую оно породило. Бадди надеялся, что Верлин и Пэтси, его конгрегация в целом, и если радиокомпания даст согласие, то и вся его радиоаудитория, вскоре всей душой поддержат его миссию – вернее, личными пожертвованиями.

И вот теперь Верлин и Пэтси взахлеб расписывали ему, как какая-то женщина грузит народ рассказом о том, что четвертую ночь подряд фонарь на крыльце ее соседа отбрасывает на ее морозильник тень бородатого мужчины.

– Об этом передавали в сводке местных новостей, – сказал Верлин. – Там уже побывали почти все наши проповедники. Мы подумали, что тебе уж наверняка сообщили.

– Телефон не работает, – буркнул Бадди. – Не иначе, как какой-нибудь раввин постарался.