весь рост. Она смотрит, уже понимая, уже холодея — а они будто кружат вокруг неё, приплясывая на мягких лапках, взмахивая такими похожими хвостами… Геральдионы, геральдионы…

Геральдион.

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

Грызи врывается в комнату Орэйга Четырнадцатого. Малость растрепанная, почему-то воняющая померанцевыми мужскими духами. С горящими глазами и указующим на геральдиона перстом.

— Это фамильяр Рода.

Орэйг Четырнадцатый недоуменно гадит в лоток. Глядя невинными фиолетовыми глазками.

— Невозможно, — выдыхает Рыцарь Морковка. Очень ожидаемо.

Грызи растрепывает волосы и запускает в них пальцы.

— На портретах в галерее — один и тот же геральдион. Вот этот. Мы не всматривались раньше, да и разные позы… украшения.

— Но если они потомки одного и того же…

Грызи цыкает на Морковку так, что дохлый геральдион-фамильяр забывает звякнуть возвестить в колокольчик о том, что закончил дело.

— Не бывает полностью одинаковых потомков, уж вы мне поверьте. Либо геральдиона перерисовывали с портрета на портрет. Либо это один и тот же, вот этот. Орэйг Первый.

— Погоди-ка, ему… что же, четыре века?!

Про фамильяров Рода я помню чуть больше, чем ни шнырка. Это было где-то в энциклопедиях и учебниках, на страницах которых я от скуки пыталась вырезать. Надежда на Рыцаря Морковку, но он таращится на Грызи и объяснять ничего не намерен. Потому объясняет она сама:

— Я мало знаю об этой практике, но слышала о ней. В основном о том, почему эту практику запретили. Древние аристократы рассчитывали, что животное обретет бессмертие, станет хранителем рода, его магической реликвией. И после обряда сотворения фамильяра они делились с ним физической и магической силой. Подкармливали за счет совокупных сил Рода. Причём, этой практике куда больше лет, чем геральдионам, она началась задолго до появления даже тхиоров — короли и аристократы такое практиковали с единорогами, алапардами, марлинами… словом, со всеми геральдическими, кроме фениксов, которые и так живут долго. Только вот с каждым годом на такую подкормку Род начинал тратить всё больше сил. Потому что это противоестественно — поддерживать жизнь или видимость жизни в том, что годы назад должен был умереть. Заканчивалось это плохо, потому лет шестьсот назад создание фамильяров было запрещено.

Грызи задумчиво смотрит на Орэйга Единственного. Тот недоуменно моргает с расшитой подушечки.

— Жаль, не осталось сведений о том, приглашали ли варгов к таким существам. Теперь-то ясно, что животное всё же умирает во время обряда. Остаётся его видимость. Оболочка, которая поддерживает внешнюю иллюзию жизни. Тело ест, спит… потому что в этом его предназначение. А духа нет, вместо него… голод. Постоянное желание подпитки и… Мел, ты понимаешь?! Они связали Орэйга Первого с родом Линешентов столетия назад, когда ему пришел срок умирать. Не смогли отпустить реликвию. Создали фамильяра… и отдали себя ему. Свои силы, свою магию — воображаешь, сколько сил нужно, чтобы поддерживать существо, которому четыре сотни лет как надо умереть?! А с годами это всё только нарастало, и вот теперь… Он будто опутал их, он у них в крови, это поэтому они слышат его желания, недовольство… ловят приказы.

Грызи мечется по комнате, полыхая румянцем и сыпля всё новыми догадками. Я кошусь на фамильяра, который не просто сдох, а сдох четыре века назад.

Кормить собой того, кто должен был умереть… потому что это вроде как реликвия? Гербовое животное? Память о каком-то там величии? Четыре сотни лет?!

Даже для таких чокнутых на своей знатности, как Линешенты, это перебор.

Рыцарь Морковка думает так же, потому что говорит слабо:

— Невозможно… Нет, постойте, я не о том. Версия с фамильяром выглядит правдоподобной, даже… единственно возможной. Я просто… тоже думал об этом.

Грызи застревает посреди комнаты. Моя челюсть сейчас тоже где-нибудь застрянет.

— Вы об этом думали — и не сказали?

— Просто хотел проверить… я тут поговорил с главой Рода, и оказалось, что он помешан на реликвиях. Если у них такая одержимость передаётся из поколения в поколение, как нечто священное — то да, версия со Зверем Рода смотрится правильно. Я думал найти какие-нибудь подробности, но в библиотеке не оказалось книг по фамильярам, Да, Мелони, понимаю, что подозрительно. Сам я читал об этих обрядах ещё в библиотеке Драккантов, годы назад… Но это не может быть четырёхсотлетний фамильяр. Чисто… магически.

Морковка рдеет, но оказывается в своей стихии — книжной. Потому берёт себя в руки и соскальзывает на лекторский тон:

— Дело во влиянии фамилиаров на Род. Ухудшение здоровья, притупление магических способностей, трудности с зачатием детей, высокая смертность после родов… Короли древности были готовы принять даже эти симптомы — лишь бы сохранить свой оживший герб. Но выяснилось, что прежде всего фамильяр берёт силы от Главы Рода. И когда это стало известно — Шестая Кормчая издала эдикт, который постепенно поддержали все короли… А теперь вообразите — сколько энергии потребует фамильяр, которому четыреста лет!

Морковка приподнимается со своего места, и они с Грызи становятся прямо-таки похожими. Румянцем и блеском глаз.

— Понимаете?! Я смотрел семейные метрики, родовое древо… да, срок жизни у Глав Рода Линешент сокращался с годами, но ведь в любом случае Порест Линешент должен быть уже мёртв! Если только он каким-то образом не нашёл способ… Единый на небесах…

Морковка застывает с поражённым выражением лица. Мы с Грызи переглядываемся.

Это всё даже слишком ясно. Шестеро в болотах, ферма-приют, умирающий сын служанки — сводится к единому. К единой крови.

— Бастарды, — выплёвываю я. — Как они это проворачивают?

— Формальное включение в Род, он же сам обмолвился, — бормочет Морковка, вцепляясь в волосы. — Это обряд, может проводиться не только при кровном родстве, но тут, видно, нужно кровное… Они… они…

— Готовят пищу для этой твари, — пронзительно-спокойным голосом говорит Грызи. — Заводят любовниц, отнимают у них детей. Может, обещают их обучить в частном пансионе, пристроить… обеспечить будущее. В пансионе заботливо оберегают — им же нужен здоровый человек, чтобы надолго хватило… По достижению… совершеннолетия, да, господин Олкест? Приводят их сюда, проводят этот обряд и каким-то образом переключают геральдиона на новую жертву. Шестеро одной крови в болотах… шесть умерших, почему так много?

Морковка потирает лоб.

— Не знаю… не могу сказать. Возможно, потому что они непризнанные… без вступления в брак, понимаете? Или обряд выполнен неверно. Тут может быть что угодно. Единый… и получается, что они просто избавляются от тел?!

— Да, шестеро умерших за последние годы слуг могут вызвать вопросы… Если их, конечно, предавать воде в храме, как полагается. А так можно сказать что угодно: уволился, сбежал, не поладили. Искать их всё равно некому. Значит, официальных обрядов Проводов