Служанка Соора не отпирает. Тихо всхлипывает изнутри в ответ на все уговоры. Роняет едва слышно из-за двери: «Пожалуйста, уходите».

— Ведь вы же хотите, чтобы ваш сын был здоров. Мы принесли зелья — может быть, какое-то из них поможет. Пожалуйста, впустите нас — мы правда никому не скажем…

В коридоре пусто и пыльно, через высокое окно прощемился луч месяца, и в нём танцуют пылинки. Попискивают мыши за плинтусами. И всхлипывает служанка по ту сторону двери — явственно разрываясь на части, но не желая открывать. Шепчет боязливо, прижимаясь к двери, что не хочет навредить своим благодетелям, которые взяли её сюда, бедную сироту… не хочет, чтобы про них распускали грязные слухи. Потому что господа Линешенты сделали всё возможное, они позаботились о её мальчике… А если от болот не спастись — то такова уж судьба.

Кто-то запугал её. Запугал, а может, даже и запер.

— О вас спрашивала Мелейя Линешент. И о вашем сыне. Она о вас тоже беспокоится. Может быть, хотя бы ей вы позволите навестить вас?

Тишина. Гриз вздыхает, прислонившись к гладкому дереву лбом.

— Вы можете открыть дверь? Не нам, а вообще? Мы тогда зелья оставим тут, в коридоре. Заберите их и дайте сыну. Дозировку я сейчас расскажу.

За дверью — ни звука, но Гриз чувствует, что там слушают внимательно.

— Пожалуйста, возьмите зелья. Наш Травник — специалист высочайшего уровня.

Из-за двери несётся задавленная, задушенная рыданиями благодарность.

Время искоса взглянуть на Уну, застывшую напротив стены коридора — в голубоватой, сумеречной тени. Ученица Аманды едва-едва касается холодных камней кончиками пальцев, и лицо её совсем затенено волосами. Голова чуть откинута, тело напряжено как струна.

Бледные губы плотно сжаты, на правой ладони едва заметно светится бледно-лунным полумесяц — Печать Сноходца.

— Что-нибудь есть?

Когда девочка использует свой Дар — смотреть сквозь тени и сны — голос у неё меняется. Из боязливого бормотания — становится отдалённым шорохом теней.

— Он спит. И видит, как падает. Будто тонет в огромной воронке или в колодце, откуда нет выхода. Это как падение в вир, только в жадный, чёрный… А теперь его куда-то ведут, что-то обещают, хлопают по плечам… Что-то хорошее, только давнее. Они идут… темные коридоры, коридоры… портреты. Там портреты в длинном коридоре, а потом они спускаются куда-то… Подвал, он видит подвал. Только это не подвал, а зал… какой-то алтарь или знаки, потом голоса, они его зовут… И теперь опять воронка, и он тонет, и тонет…

Голос Уны делается дремотным, ленивым. Тогда она толчком отстраняется от стены. Стряхивает с волос и пальцев приставшие чужие сны. Говорит уже своим, прерывающимся и жалобным голосом. Не глядя на Гриз.

— Вот… я больше ничего не вижу. Ему это снится постоянно. Всё время повторяется.

— Подвал. Подвал в портретной галерее… спасибо, Уна. Тут, пожалуй, всё, пойдём-ка обратно.

Коридоры петляют и лгут. Проклятое платье подолом цепляет ноги, и приходится поправлять под ним пояс: спасибо ещё, подол достаточно пышный. Уна неслышно течёт следом: бессловесная, вся в ночных тенях. Оглядывается, бормочет что-то едва различимое под нос.

— Что?

— Сон. Он тут будто… повсюду, — сжимает-разжимает тоненькие, нервные пальчики. — Как… туман над болотом, или как ветер. Будто бы в самих камнях.

— Что им снится? — тихо спрашивает Гриз.

Уна привычно избегает её взгляда (её нельзя винить — девочка безответно влюблена в Нэйша). Ежится, обхватывает себя руками. Кивает влево — вон туда, в те коридоры.

В коридоры жилого крыла, где расположены спальни хозяев. Гриз в библиотеке ознакомилась с планом замка. В эти коридоры им нет ходу: здесь бесшумно шастают слуги, здесь стоят и охраняют входы-выходы наёмники сестёр Линешент… Но Уна и не стремится туда — просто подходит ближе, приникает к камню и слушает, смешиваясь с тенями.

— Это сны… нет, это сон. Но они видят его все вместе. Один и тот же. И они не хотят его видеть — но видят, вместо … вместо кого-то, кто не может видеть снов.

Один и тот же сон у всех Линешентов? У Главы Рода, у сыновей, дочерей, внуков — у всех?

— Что там, Уна?

— Подвал. И лицо парня. У него чёрные волосы, нос такой вздёрнутый… И…

Уна осекается, и под волосами можно рассмотреть страх.

— И голод.

Выстывший замок наваливается тишиной. Стремится подмять под себя, задавить величественным молчанием, неуютным одиночеством.

— Да, это то, что нужно. Хорошая работа, спасибо. Точно не хочешь дождаться утра?

Уна отрицательно трясет волосами. Гриз не спорит: не нужно девочке с Даром Сноходца быть здесь — где все видят подвал, и умирающего сына Сооры, и чувствуют чужой голод. Возле геральдиона Уна всё равно побывала — не увидела ничего.

Тварь, которая мертва, — едва ли будет видеть сны… если только за неё их не видит кто-то.

— Хорошо. Рихард тебя проводит до «поплавка».

Благоговейная дрожь и румянец в ответ — Гриз даже не нужно это видеть. Она старается подавить вздох, пока ищет ближайший выход.

Нэйш ждёт под оградой, не проявляя никаких признаков нетерпения. Секретности ради он отчитывался по приюту лично, а не через Водную Чашу. Но внутрь Гриз его приглашать не стала: если кто-то из Линешентов наводил о группе сведения — будет очень сложно объяснить, зачем ты привёл в замок устранителя.

— Вызов, — говорит Рихард вполголоса. В болотной ночи его костюм кажется слишком уж белым. — В той деревне, возле имения Драккантов, всё-таки решились.

— Знаю, Аманда со мной связывалась. У них там жертвы, похоже.

— Кажется, ещё кто-то ночью — раз они повторили вызов, — Нэйш слегка подкидывает на ладони сквозник. Тот при свете месяца рассыпает голубые искры.

— Отправляйся и прихвати с собой Лайла. Расспросы, договор, финансы на нём.

Согласный наклон головы — почти что полупоклон. Едва заметная издевка в этом движении — «Услышал, понял… ещё будут инструкции?»

— Если там раненный зверь или менее пяти жертв…

Нужно связаться со мной. Бесполезное напоминание, Гриз. Тут больше надежды на Лайла.

Нэйш самую малость приподнимает брови — и вечные полукруги у губ становятся глубже тоже на пару миллиметров.

— Разумеется, госпожа Арделл. Но никогда ведь нельзя предсказать, как поведет себя агрессивное животное. А в случае непосредственной опасности для людей — вы же знаете…

Пальцы нежно касаются дарта на поясе: единственного лекарства от агрессивных животных, которое признаёт устранитель.

Знаю, — молчит Гриз, глядя ему в глаза (они серебрятся, как лёд под луной). Знаю, что ты сделаешь. И ты тоже знаешь, что сейчас мне приходится выбирать: поставить под удар людей