которыми открывалась мрачная эпоха Александра III-го, — после традиционной фразы об их «времен­ном» характере, — возвещалось Высочайшее повеление: «вос­претить евреям селиться вне городов и местечек» (за исключе­нием существующих еврейских земледельческих колоний) и «приостановить совершение купчих и закладных на имя евреев, а равно и засвидетельствование арендных договоров на недви­жимые имущества» в сельских местностях. Так была создана «черта внутри черты», искусственно усиливалось сосредоточе­ние евреев в городах и вынужденное обращение их к «бесполез­ным» городским занятиям — торговле и посредничеству.

Так как по новым правилам евреям разрешалось жить только в городах и местечках, то разным административным органам, вплоть до 1 Департамента Сената, пришлось разрабатывать во­прос о том, каким условиям должен удовлетворять населенный пункт, чтобы заслужить название «местечко». На разрешение высшего органа административной юстиции поступали также мудреные вопросы вроде следующих: следует ли признать нару­шением Временных правил 1882 г. поселение еврейской семьи в доме, одна половина которого находится в черте города, а другая за этой чертой? В каком пункте кончается территория местечка, план которого еще не утвержден в надлежащем порядке? и т. п. Чаще всего, однако, эти вопросы, от которых иногда зависело благосостояние сотен еврейских семейств, разрешались по ус­мотрению местных Помпадуров.[24]

Долгое время действовал изданный в 1858 г. закон воспре­щавший евреям селиться в пределах 50-верстной пограничной полосы. Закон этот, — очевидно основанный на предположе­нии, что все евреи по природе своей склонны заниматься кон­трабандой, — был отменен только в 1904 году.

На особом положении оставался вопрос о праве прожива­ния евреев в четырех городах, находившихся в пределах черты оседлости, в которых было по разным основаниям признано необходимым поставить для евреев дополнительные прегра­ды. Так город Киев был исключен в самом законе из черты оседлости, хотя Киевская губерния в нее входила. На постоян­ное жительство в Киеве допускались только те евреи, которые пользовались им повсеместно, но определенным категориям разрешалось «временное пребывание» в Киеве. На практике, этим правом больше всего пользовались евреи-ремесленники и евреи, допущенные в Киев «для воспитания детей». «Для со­средоточения надзора за приезжающими в Киев евреями», этим категориям разрешалось жить только в двух полицей­ских участках — Лыбедском и Плосском. Пестрота и неяс­ность правил о праве жительства евреев в Киеве открывали широкий простор для взяточничества и произвола местной полиции.

В отношении городов Николаева и Севастополя также суще­ствовали особые ограничения для евреев, которые мотивирова­лись стратегическим значением этих городов, как центров Чер­номорского флота. Совершенно освободить от еврейской заразы стремились Южное побережье Крыма — летнюю резиденцию царской семьи. Ялтинский градоначальник ген. Думбадзе полу­чил громкую известность, как ревностный исполнитель издан­ных для этой цели предначертаний.

Особая глава в истории еврейских правоограничений в России принадлежит судьбе еврейства в Москве. Здесь в 1891 году имело место массовое выселение тысяч еврейских се­мейств, десятки лет на законном основании проживавших в Москве. Выселение 1891 года, инициатором и вдохновителем которого был вновь назначенный генерал-губернатор Вели­кий Князь Сергей Александрович, произвело на все русское еврейство потрясающее впечатление и усилило волну еврей­ской эмиграции. Личные впечатления свидетеля этого собы­тия картинно изложены в очерке С. С. Вермеля «Московское изгнание».

В первый день Пасхи 1891 года в газетах было опубликовано Высочайшее повеление, по которому евреи-ремесленники были лишены права жительства в Москве. Это привело к выселению из Москвы десятков тысяч евреев, так как «в качестве ремеслен­ников, действительных и мнимых, жило в Москве огромное большинство еврейского населения». Полиция разделила под­лежавших выселению евреев на категории по месяцам, в кото­рые они должны были выехать из Москвы, и последний срок вы­селения наступил 14 января 1892 г. В этот день, — пишет Вермель, московские вокзалы представляли собой картину спеш­ной эвакуации — как перед вступлением в город неприятель­ской армии. Чтобы вместить всех уезжающих, были пущены до­полнительные поезда. Стоял жестокий мороз и у провожавших «на душе стояла тревога, что будет с партией, не замерзнут ли многие из них в пути» ...

* * *

Право жить повсеместно и свободно передвигаться по всей России имели евреи, получившие высшее образование, а также дантисты и провизоры. Получившим диплом в одном из выс­ших учебных заведений право повсеместного жительства было дано высочайше утвержденным мнением Государственного со­вета от 27 ноября 1861 года. К категории привилегированных по образовательному цензу относились также аптекарские по­мощники, фельдшеры, дантисты и повивальные бабки, — но они имели только так наз. «условное право жительства», а именно им разрешалось жить лишь в тех местах, где они зани­мались своей профессией. Наконец, повсеместным правом жи­тельства пользовались также «Николаевские солдаты» — от­ставные нижние чины, отбывшие службу по старому Рекрут­скому уставу.[25]

Правила о праве жительства евреев-купцов постоянно меня­лись, так как в этом вопросе общегосударственные интересы — дать еврейским купцам, делавшим крупные обороты, возмож­ность способствовать развитию торговли во всей стране, — стал­кивались с интересами местных купеческих обществ, боявших­ся еврейской конкуренции. По окончательной редакции зако­на, евреям-купцам I гильдии дозволялось приписываться в ку­печество всех городов России, если они перед тем не менее пяти лет состояли в первой гильдии в пределах черты. Таким купцам было дано право иметь приказчиков-евреев. Повсеместным правом жительства пользовались также «евреи, удостоенные звания коммерции или мануфактур-советников, с членами их семейств».

Наконец, право жить вне черты оседлости было, под извест­ными условиями, дано также «евреям-механикам, винокурам, пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам». При преоб­ладающем значении ремесла в еврейской экономике, эта катего­рия привилегированных была, конечно, самой многочислен­ной.[26] Однако пользоваться своим правом могли только те ев­реи-ремесленники, которые фактически занимались в данном месте своим ремеслом, имея на то выданное местной ремеслен­ной управой свидетельство. Таким образом, эта обширнейшая группа русского еврейства отнюдь не имела права свободного передвижения на пространстве своего отечества. Одесский портной-еврей, чтобы иметь право посетить русскую столицу, должен был сначала закрыть свое заведение в Одессе и затем, с разрешения столичной ремесленной управы, открыть мастер­скую в Петербурге.

Чтобы иметь право жить, еврей-ремесленник должен был до­казать не только то, что он занимается своим делом, но и то, что его занятие действительно является ремеслом.

И вот, администрация и суды оказались перед новой зада­чей — в сотнях тысяч случаев проверять основания, по кото­рым тот или иной еврей претендует на звание ремесленника. В многочисленных сенатских решениях по этому вопросу мы мо­жем прочесть подробные рассуждения об экономической при­роде ремесла и его отличиях от мелкой торговли и от промыш­ленности. На основании соображений экономического, финан­сового и юридического порядка, Сенат пришел к выводу, что напр. выделка сургуча, рогожи и чернил, гравирование и ма­лярное дело должны быть признаны ремеслами, но что выдел­ка