не допускались в юнкерские училища, не на­значались на должность армейских фармацевтов. Евреи-ново­бранцы не получали назначения во флот, в интендантство, в пи­сарские классы, в карантинную и пограничную службу. Нижних чинов из евреев не назначали на должности канцелярских писа­рей и санитаров Красного Креста.

Наряду с этим, с 1870-х годов начались мероприятия, имевшие целью борьбу с предполагаемым массовым уклонени­ем евреев от воинской повинности. Высочайше утвержденным в 1876 г. мнением Государственного Совета «О мерах к ограж­дению правильного исполнения евреями воинской повиннос­ти» для евреев в этой области была введена «круговая порука»: не явившиеся к призыву и даже неспособные к службе ново­бранцы-евреи должны были заменяться евреями же, хотя бы — в случае недобора — из числа пользующихся льготами по се­мейному положению. В 1886 году воскресили еще один давно схороненный принцип — ответственность семьи за каждого провинившегося члена. По закону 12 апреля 1886 г., семейство еврея, уклонившегося от воинской повинности, подвергалось денежному взысканию в 300 руб. Разъяснению «истинного смысла» и детальным толкованиям этой статьи закона посвя­щено множество решений департаментов и общих собраний Сената.

III

В первые дни мировой войны, в июле и августе 1914 года, русское еврейство, вместе со всем населением России, пережи­вало патриотический подъем. Естественно, что в это время лег­ко рождались слухи о будто бы предстоящей отмене существую­щих правоограничений. Но, как я помню, уже тогда передавали изречение одного скептика: «да, те евреи, которые будут убиты на войне, получат все права...»

Эта злая шутка оказалась до некоторой степени пророческой. В годы войны русские евреи действительно получили некото­рые права — но какой ценой! После того как сотни тысяч евреев были варварским образом выселены из прифронтовой полосы во внутренние губернии и их было физически невозможно во­дворять обратно в черту оседлости, евреям разрешили жить вне пределов черты. Уволенные из армии вследствие ран и болезней евреи-солдаты принимались в учебные заведения вне процент­ной нормы. Но еще в начале 1917 года столько раз обещанный «общий пересмотр законодательства о евреях» казался таким же далеким и нереальным, как и раньше.

В первые месяцы войны, пока дела на фронте шли сравни­тельно хорошо, правительственные органы следовали в еврей­ском вопросе принципу «Business as usual». В это время я заведовал отделом юридической помощи в Обществе защиты жен­щин и, помнится, почти каждый день составлял для жен при­званных запасных, терявших с уходом мужей право жительст­ва в Киеве, прошения на имя «Его Высокопревосходительства Господина Киевского Генерал-губернатора» о том, чтобы поли­ция их не выселяла. Из выпуска журнала «Рассвет» от 5 янва­ря 1915 г. читатели могли узнать, что «по распоряжению Пет­роградского градоначальника были произведены облавы в не­которых районах столицы с целью удаления беспаспортных ев­реев... Обнаружено 18 лиц... Все эти лица за самовольное при­бытие в столицу подвергнуты аресту на один месяц». В номере того же журнала от 8 февраля сообщалось, что меблированные комнаты Петровой на Екатерининском проспекте закрыты за допущение евреев, не имеющих права проживания. А в марте корреспондент из Киева сообщал, что «губернское правление отклонило ходатайство евреев-беженцев из Царства Польско­го о разрешении проживать» в этом городе...

Положение приняло трагический оборот, когда боевые не­удачи заставили перенести военные действия на русскую тер­риторию — в густо заселенные евреями губернии Западного края. В армии началась истерическая шпиономания и все ев­рейское население прифронтовой полосы было заподозрено в предательстве. В армейских кругах стали распространяться самые нелепые сказки и небылицы о евреях-шпионах и немец­ких агентах, и высшее военное командование, — которое либо также поверило в них, либо делало вид, что верит, — реагиро­вало на этот бред массовым преследованием всего находивше­гося под его неограниченной властью еврейского населения края.

* * *

В апреле 1915 года мне пришлось побывать в оккупирован­ной русскими войсками Галиции. Я ездил туда по поручению одной еврейской общественной организации и в Львове, Яро­славе, Ржешове и Перемышле имел совещания с местными раввинами и общественными деятелями о помощи пострадав­шему от военных действий еврейскому населению. По сущест­вовавшей тогда официальной версии, Галиция была не завое­вана, а «освобождена» русскими войсками и ее предполагалось воссоединить с Российской Империей, как временно утрачен­ную часть. В соответствии с этим полагалось считать, что мест­ное население приветствует приход русских, как освободите­лей от австрийского ига. Исключение делалось только для ме­стных евреев. В приказе, расклеенном в январе 1915 г. на ули­цах гор. Львова, говорилось о «явно враждебном отношении евреев Польши, Галиции и Буковины» и объявлялось, что в каждом населенном пункте будут взяты евреи-заложники, от­вечающие жизнью за враждебные акты, совершенные их соп­леменниками.

Вскоре после моего отъезда из Галиции началось наступле­ние армии немецкого генерала Макензена и спешная эвакуация русских войск и администрации из всей оккупированной авст­рийской территории. При этом, по каким то непонятным сооб­ражениям, все еврейское население галицийских городов под­верглось спешной эвакуации на Восток. В июне 1915 года мы видели проходившие по улицам Киева толпы галицийских евре­ев, которых, как арестантов, вели под воинской охраной по мос­товой. А при посещении бараков, где их разместили перед от­правкой в Сибирь, я, к ужасу своему, встретил некоторых из мо­их знакомых, с которыми я еще недавно вел беседы в их уютных квартирах в Львове и других городах...

Приказ о взятии евреев-заложников был вскоре после Льво­ва развешен и в польской крепости Новогеоргиевск, а при по­следовавшем затем отступлении русской армии из Царства Польского начались массовые выселения евреев, по приказу ко­мандиров разных рангов, вплоть до героя галицийской кампа­нии ген. Рузского. Евреев выселили из Жирардова, Вискидок, Прушкова, из всей Плоцкой губернии и т. д. Наконец, в апреле 1915 года, по приказу самого Верховного Главнокомандующего, были выселены 40000 евреев из Курляндской губернии и в мае 120000 евреев из Ковенской губернии.

Как реагировали гражданские власти на эти, неслыханные по тем временам, меры военного командования? Местные власти были парализованы, так как военное начальство имело неогра­ниченные полномочия на всей обширной территории «театра военных действий». Но бессильно было и центральное прави­тельство в Петербурге. Сохранился документ, дающий красоч­ное описание реакции, вызванной мерами Главного командова­ния у членов тогдашнего Совета министров. Помощник управ­ляющего делами Совета А. Н. Яхонтов вывез за границу прото­колы заседаний Совета министров за июль и август 1915 г., в ко­торых он с почти стенографической полнотой записал происхо­дившие в этих заседаниях прения. Из этих протоколов, напеча­танных в Берлине в «Архиве русской революции», мы можем узнать много поучительного.

Главным вдохновителем гонений был начальник штаба Вер­ховного Главнокомандующего ген. Янушкевич. В официальной бумаге он сообщил Совету министров, что считает все меры, принятые в отношении евреев, еще