Из комнаты выходит мужчина лет пятидесяти и недоумённо смотрит на меня.

— Слушаю…

— Я от Любовь Петровны Гусыниной.

— Вы? — чуть приподнимает он бровь. — И что же?

— Вот, она просила вам передать, — протягиваю я свёрток.

Он принимает посылку, но продолжает смотреть с удивлением. Странная немного ситуация, но мне не за анализ деньги платят, насколько я понимаю. Я улыбаюсь и откланиваюсь, а Игорёша остаётся в замешательстве. Что там такое? Может быть я ему бриллианты принёс? Несколько Кохиноров, например.

После Игорёши я иду к Лиде. Посмотрим, что она хочет мне предложить. Войдя в вестибюль, я набираю по служебному нужный номер и отхожу в сторонку. Она вскоре появляется и машет мне рукой. Я подхожу к дежурному.

— Только у меня с собой паспорта нет, — сообщаю я.

Лида морщится и что-то говорит на ухо сержанту, стоящему на посту. Он делает отметку в журнале, записывает мои данные, и я прохожу дальше.

— Ну что, Егор, добро пожаловать во внутренние органы?

— Звучит, как приглашение, — усмехаюсь я.

Она смотрит строго, не улыбается. Серьёзная девушка. Ну ничего, мы это дело исправим. Мы заходим в кабинет с тремя столами, но кроме нас, сейчас здесь никого нет.

— Где коллеги?

— Разбежались по делам. Да так лучше даже, никто мешать не будет. Чай хочешь с пряниками?

— Ну а кто ж не хочет? Давай, угостимся.

Она подходит к окну и включает электрический самовар.

— Да ты садись перед столом, в ногах правды нет.

— Вот это твой? — спрашиваю я, указывая на самый аккуратный и вопиюще девчачий.

— Да, падай.

Включив чайник, она обходит свой стол и усаживается на привычное место.

— Скажи мне, Егор, почему ты ездишь в Гусынинский гастроном? Она знакомая твоих родителей?

— Возможно. Но, скорее всего, просто совпадение.

Она кивает.

— Колбаса, кстати, вкусная была, согласен? Красивый стол у вас получился?

Я пожимаю плечами.

— Красивый, конечно, — настаивает она. — И вкусный, я не сомневаюсь. Вон ты сколько деликатесов принёс. Не мог быть невкусным.

— А у тебя?

— А вот многие люди, — не обращает она внимания на мои слова, — довольствовались куда более скромным столом. Рабочие, служащие, учителя, да мало ли…

Ничего себе, кто бы мог подумать. Агитация за советскую власть?

— Товарищи твои, друзья. Ты комсомолец?

— Комсомолец, — без тени сомнения говорю я, поскольку видел среди документов свой красненький членский билет с проставленными отметками об уплате взносов.

Две копейки в месяц невелика сумма, однако идёт из родительского кармана. Интересный факт, между прочим.

— Ну, а если ты комсомолец, разве ты можешь равнодушно смотреть, как государственная собственность разворовывается, как одним достаётся лучший кусок, а другие вынуждены довольствоваться малым?

Наивное дитя, что ты знаешь о разворовывании государственной собственности? Погоди, в девяностых ещё увидишь. И ужаснёшься.

— Лида, харэ агитировать. Я ради тебя что угодно сделаю. Чего ты от меня хочешь?

— Перестань паясничать, Егор. Ты ведь взрослый и ответственный человек. Или что, в свои семнадцать лет ума ни капли не нажил?

А вот это обидно, Лид. Вернее, смешно. Разумеется, мне смешно смотреть, как эта «взрослая», которой чуть больше, чем моей дочери, пытается прокачать меня по линии партии.

— Напрасно ты улыбаешься и пытаешься предстать передо мной в образе этакого циничного, умудрённого опытом и всё повидавшего человека. Со стороны это выглядит нелепо, Егор, и смешно. Ты не Евгений Онегин, поверь. Тебе нужно заканчивать школу, поступать в ВУЗ, идти в армию, исполнять свой долг перед Родиной. Она тебя воспитала, дала образование, дала счастливую жизнь без забот и хлопот. Ну?

— Чего «ну»? Скучно, Лидия Фёдоровна. У тебя китель не здесь? Может примеришь? Очень хочется на тебя в форме посмотреть.

— А вот вещизм, — продолжает она, не реагируя на моё замечание, — это гниль, разъедающая наше общество изнутри. И все эти венгерские колбасы и прочие элементы сладкой жизни могут сбить с пути таких, как ты, неокрепших и политически незрелых.

— Колбаса — это не вещизм, а гортанобесие.

— Вот смотрю я на тебя, обычный парень, не упакованный, как некоторые в «фирмý» с головы до ног. Нормальный ты, понимаешь? Мне вот интересно было бы на твой дом посмотреть, чем ты живёшь, чем дышишь…

— Ну, так пошли, посмотришь. Я же тебя приглашал…

Ой, это я не её приглашал. Тьфу. Про Таню не забыть бы…

— Какую музыку ты слушаешь, — не прерывается она, — какие книги читаешь, о чём ты мечтаешь и кем хочешь стать, когда вырастешь.

— Я уже достаточно вырос… Там чай вскипел, кажется.

Она молча подходит к подоконнику и наливает нам чай. Даёт мне чашку и кладёт на край стола мешочек с пряниками. Сама она тоже берёт кружку, но не возвращается за стол, а остаётся передо мной, присаживаясь на краешек стола. Её стройные ноги, туго обтянутые юбкой, оказываются прямо перед моими глазами. Что ж ты делаешь-то?!

— В общем, Егор. Я предлагаю тебе руку помощи и прямую дорогу в светлое будущее. Наш отдел занимается борьбой с хищениями социалистической собственности. Это очень важное и нужное дело, очищающее нашу жизнь от уродливых явлений. Если ты поможешь мне и поделишься тем, что знаешь о Гусыниной, я тоже тебе помогу. Не знаю, кем ты хочешь стать…

— Да милиционером, — перебиваю я, — кем же ещё.

— Ну и отлично! Такой шанс отличиться редко выпадает. Ты можешь рассчитывать на отличную характеристику и рекомендацию для поступления в школу милиции. После армии, разумеется. Вот только представь…

— Лида! — обрываю я её. — Ты меня для этого сюда притащила? Тебе что плюсик поставят за пропаганду здорового образа жизни? Давай, распишусь где надо и пойду, ладно? Без обид, но настроение упало как-то. А вот ножки у тебя огонь просто. Это тебе на заметку.

— Что?! Хам!

Она вспыхивает.

— Лид, приходи, правда, посмотришь, где я живу.

— Давай, нахал малолетний, говори ещё раз свой адрес и дату рождения.

— Блин, тебя припрягли вот этой хренью заниматься, а тебе дело хочется нормальное? Так что ли?

— Расписывайся давай и проваливай. Нашёлся здесь Вольф Мессинг.

Я выхожу несолоно хлебавши. Да, обломала ты меня, Лида, но, почему-то мне кажется, что мы с тобой снова увидимся. И я же тебе обещал кое-что, да?

Я иду бодрым шагом в сторону дома, обдумывая свои планы. С тётей Любой рвать я повременю пока. Надо, кстати, Большаку позвонить, рассказать, как первый день прошёл и что у меня всё оке.

Мне очень хочется сдать Каху прокуренному капитану. Прямо разъедает меня эта идея. Кэп, само собой, тот ещё отморозок, но да ладно, сейчас мы с ним