— Они сказали, что Мирзабай какой-то особенный, им теперь интересуются Академия наук и Центр подготовки космонавтов!

После «бумаги» Мирза, по мнению рассказчика, совершенно обнаглел: демонстративно ходит по Бируни с молодыми девками, пьет водку и отрывается как хочет, травмируя воображение местных пуритан.

— Представляешь, идет он однажды со своей палкой по Бируни, а с ним целая стая полураздетых девчонок. Подходит милиционер и говорит: «Здесь девушкам так ходить нельзя, надо ноги и плечи закрыть!» А Мирза ему: «Или ты сейчас отстанешь, или девушки пойдут голыми купаться!» Милиционер не отстает, и тогда Мирза говорит своим: «Девочки, давайте все в фонтан!» И они, представляешь, разделись догола и прыгнули в фонтан! Тут такая паника пошла! Милиционер не знает, что делать, сбежались люди, а Мирза сам залез в фонтан и хватает девчонок — одну туда, другую сюда! А что делать? У него бумага из Москвы, трогать его теперь нельзя! Вот приезжал из Москвы к нему недавно какой-то большой начальник, его наши раисы тоже принимали. А ты что про него спрашиваешь?

— Да я как раз хотел посмотреть, что это за человек такой знаменитый. У нас в Эстонии про него тоже знают. Только он какой-то неприветливый, разговаривать не стал!

— Это странно. Мирза — очень общительный!

— Ну не знаю, меня он не принял.

— Может быть, он тебя не понял? Он ведь по-русски почти не говорит!

— Как не говорит? Прекрасно говорит! Даже без акцента.

— Это такой молодой, высокий, с усами?

— Да-да, именно он!

— Э-э, дорогой, так это не Мирзабай, это Абай!

После этих слов меня словно током пробило. Так это был не Мирза! Абай выдал себя за мастера, отшив меня, как мальчика! А где же в таком случае Мирза? Дома его, похоже, все же не было. Может быть, как раз сидит на мазаре?

Тем временем автобус вошел в зону чистой пустыни. По обе стороны шоссе тянулись обширные голые плоскости, обрамленные с севера хребтом Султануиздаг, а с юга — руслом Амударьи. Автобус свернул с шоссе на проселочную дорогу, шедшую в направлении гигантского кладбища — классического «города мертвых» по казахстанскому образцу. Дорога петляла среди каменных могильников, пока не привела нас наконец к возвышавшемуся на пригорке посреди кладбища внушительному кубическому строению под большим куполом: Султан-Бобо, усыпальница сподвижника и современника Пророка, некогда йеменского пастуха Султана Увайса аль-Карани, основателя суфийского ордена увайсия.

Мы вышли из автобуса, поднялись к мазару. Здесь были человек восемь женщин и еще какой-то мужчина. Они сидели перед массивными деревянными резными воротами святилища и пили чай. Вокруг во всех направлениях простирались белые, словно выветренные кости, надгробия. Рядом с некоторыми я разглядел шесты, увешанные светлыми тряпочками. Но самым неожиданным было увидеть здесь огромную массу детских игрушек, в основном кукол. Пластмассовые, тряпичные, фирменные и самодельные — они как бы украшали надгробия вместо цветов, одновременно вызывая ассоциации с утробной магией. Как выяснилось, эти игрушки действительно использовались посещавшими мазар женщинами в качестве даров духам, которые должны были исцелить недуги и привести к восстановлению плодородия.

Человек у мазара оказался вовсе не тем, о ком я думал. «Да, Мирза здесь сегодня был, но пару часов назад уехал домой, в Бируни». Вот незадача — разъехались! Ну что ж, мазар-то хоть осмотреть можно? Оказалось, нельзя. Смотритель категорически отказывался открывать мне двери, говоря, что «прием на сегодня окончен». Не помогали ни мантры, ни деньги. Неожиданно ко входу подошли еще несколько женщин. Они о чем-то поговорили со смотрителем, и тот пошел отпирать небольшую дверь, врезанную в тяжелые ворота святыни-каабы под куполом. Вместе с этими женщинами туда вошли мои попутчики из автобуса, а за ними, конечно же, и я. Правда, на этот раз посидеть как следует не удалось, но главная цель была достигнута: «узкие двери» распахнулись, и я оказался в прохладном темном склепе с могилой хазрата.

Рядом с мавзолеем Увайса аль-Карани находится хауз со священными рыбами. Местная легенда утверждает, что две такие рыбы захоронены в голове святого. Рыба — древнейший символ плодородия, и не исключено, что культ деторождения возник на этом месте именно благодаря естественному водоему — чуду в пустыне. Омовение в его водах должно было способствовать оздоровлению души и тела и увеличению жизненных сил. Я тоже ополоснул в нем лицо и руки, но от полного купания пришлось отказаться по причине присутствия женщин. Автобус отъезжал назад в Бируни, и я решил вернуться, чтобы теперь уже наверняка встретить Мирзу и разобраться с Абаем.

И вот снова остановка в пригороде Бируни. Совхоз «Коммунизм», пятая бригада, одиннадцатый участок. От остановки до дома Мирзы я шел, представляя себе, как сейчас наеду на Абая. В жизни не был таким злым! Адреналин прямо бился в венах, как горный поток в узком каменном русле. В общем, как сказал поэт, «я матом крыл без передышки». Подхожу к дому Мирзы — во дворе маленькая сгорбленная старушка что-то подметает. Наверное, мать хозяина. Рыжеволосой не видно. Зато в натянутом между двумя стволами гамаке лежит Абай. Заметив меня, он настороженно приподнялся.

Прежде чем устраивать разборку, я решил выяснить, где же все-таки находится Мирза. Абай на этот раз не стал меня водить за нос, а сразу сказал, что Мирзы пока нет.

— А когда наконец будет? Мне сказали на Султан-Бобо, что он отправился несколько часов назад домой.

— Не знаю, сюда он не приходил. Мирза — странник. Сегодня здесь, завтра там… Никто не знает, где и когда он появится.

Абай не советовал оставаться в этих местах на ночь и предложил лучше пойти в гостиницу в Бируни:

— У нас тут по ночам хулиганы разные ходят, могут быть неприятности.

Он объяснил, как побыстрее добраться до отеля, и сказал, что зайдет ко мне завтра с утра. Может быть, Мирза вернется…

Небольшая двухэтажная гостиница в Бируни оказалась довольно чистой и опрятной. Дежурным администратором была пожилая русская дама интеллигентного вида, похожая на учительницу. Я с большим удовольствием выспался в чистой постели, принял с утра душ, поел в ресторане и попросил одного из посетителей написать мне записку для Мирзабая на узбекском языке. На всякий случай, если того опять не будет.

Мирзы, как я в глубине души и подозревал, дома опять не оказалось. Абай сказал, что он может прийти и через час, и через день, и через неделю. Ну, значит, не судьба. Я попросил передать мэтру записку. Абай обещал все исполнить. На этот раз он держался совершенно не агрессивно, и я даже подумал, что сейчас его можно было бы раскрутить на контакт. С другой стороны, меня совершенно не интересовали трюки новой школы, да и старой-то, откровенно говоря, не очень. У нас свои университеты. Мне хотелось посмотреть на Мирзу чисто из спортивного интереса, чтобы рассказать потом о своих впечатлениях нашему эстонскому мэтру. По крайней мере, сам Абай являл наглядный пример «концентративного секс-гуру» (в нашей терминологии), одержимого острым шизофреническим комплексом власти. Я понял, что рыжеволосая так шугалась вовсе не из-за опасений привести «хвост»: просто боялась озлобить Абая из-за несанкционированного попутчика мужского пола. Играть в такие игры мне было неинтересно в той же степени, как и бесконечно караулить Мирзу. Я направился к шоссе ловить машину на Нукус.