и даже нежелательно проводить резкую моральную или научную границу между внутренним и внешним, психологическим и физиологическим, личным и окружающим, буквальным и метафорическим.

Как пишет Гай Нейсмит, проницательно рассуждая о фильме «Безопасность»: «Аллергию Кэрол можно счигать симптомом и истерии, и заболевания, появляющегося под воздействием окружающей средой, если только мы считаем истерию формой заболевания, появляющегося под воздействием окружающей средой, а не считаем заболевание, вызванное окружающей средой, формой истерии».

Как и «Секретные материалы», «Безопасность» противопоставляет одну объяснительную конструкцию другой, неизменно оставляя открытой возможность, что кажущиеся окончательными объяснения можно изменить. Хотя многие конспирологические сценарии на тему, к примеру, синдрома войны в Заливе или множественной химической чувствительности, несомненно, ошибочны в том виде, в каком они существуют, учитывая их герменевтическое колебание между буквальным и метафорическим, а также между психологическим и физиологическим, их нельзя отбрасывать как упрощение сложных проблем. По крайней мере, они всерьез относятся к представлению о том, что иммунологическое тело безнадежно опутано своей социальной и физической окружающей средой, поэтому абсолютной защиты больше не существует.

* * *

Итак, можно утверждать, что невозможность полностью уберечься от заражения уже не обязательно служит признаком параноидально-бредового мышления, даже если в отдельных случаях некоторые обвинения и не выдерживают критики. С распространением биологических, ядерных и химических источников опасности, образующих связанную с риском глобализованную экономику, уже никто не может быть уверенным в том, что в какой-то момент находится в полной безопасности.

В последнее время все более актуальной становится теория о роли риска и безопасности в современном западном обществе. В своей новаторской работе Ульрих Бек пишет о том, что понятие риска становится центральным для работ, посвященных транснациональному капитализму, при этом свобода от риска (например, в виде вредного воздействия окружающей среды) заменяет традиционные формы классовых различий, основанные на богатстве.

Растущая зависимость постфордистских экономик от стратегии оценки риска подтверждает, что осознание и молчаливое признание постоянно присутствующих, но статистически незначительных угроз становится нормой. И действительно, можно даже говорить о том, что риск — это просто измеренная и ставшая привычной паранойя, которой не больше, чем при определении угрозы, связанной с уязвимостью телом.

Обратим внимание на те ощутимые угрозы телу, которые часто принимают конспиративистское обличье и сводят воедино телесное и корпоративное. Особенно часто эта двойная логика сквозит в опасениях по поводу пищи. Хотя страхи, связанные с безопасностью продуктов питания, появились в США давным-давно (самым известным произведением на эту тему стали «Джунгли» Эптона Синклера), за последние десять лет общественная паника по поводу безопасности продуктов стала особенно заметна, причем нередко ее подпитывает установка на то, что чудеса современной технологии исправили то, что часто считалось признаком экономической отсталости.

Внушительная часть этих опасений выражается в терминах угрозы телу. Так, искусственный заменитель жира Olestra, разработанный компанией Proctor & Gamble, стал предметом открытых дискуссий, где обсуждалось его воздействие на пищеварительную систему. Сначала продукты, изготовленные на основе Olestra, например чипсы Pringle, сопровождались предупреждением Управления по контролю за продуктами и лекарствами, гласившим, что эти продукты могут вызвать «спазмы в животе и жидкий стул», или, как формулировалось в некоторых ставших широко известными медицинских отчетах, «анальную протечку». Появилось множество сообщений о людях, пострадавших от этих побочных эффектов, и эти истории быстро превратились в одну из городских легенд. Существует даже вебсайт, где выложены хайку на тему неприятных побочных эффектов Olestra.

С одной стороны, нетрудно догадаться, что эти россказни о протекающем презренном теле свидетельствуют о гомофобных страхах перед тем, что чей-нибудь задний проход выйдет из-под контроля, и напоминают псевдо-медицинскую истерию в начале эпидемии СПИДа, когда пошли слухи о том, что опасно пользоваться одной раздевалкой вместе с геями из-за того, что у них течет из заднего прохода.

С другой стороны, эти истории обращают внимание на вполне обоснованное беспокойство по поводу того, что Управление по контролю за продуктами и лекарствами поторопилось одобрить этот новый чудо-продукт, не придав значения не столько его слабительному эффекту, сколько его склонности вытягивать из пищеварительной системы даже то малое количество витаминов, которые есть в этой не самой здоровой пище.

Городским легендам не составило труда связать этот случай с более масштабными и дикими теориями заговора, связанными с компанией Proctor & Gamble, о которой долго ходили необоснованные слухи, будто бы эта корпорация является организация сатанистов. Более того, панические истории, которые вертятся вокруг выделений и «чужеродной» природы входящих в состав Olestra искусственных полимеров, не усваивающихся организмом, следует рассматривать в контексте с более распространенным и зачастую не вызывающим сомнения представлением об обычных пищевых жирах как о враждебной, инородной субстанции, которую необходимо выводить из тела при помощи «безжировых» диет, а в крайнем случае — липосакции.

То, что показалось бы «параноидальными» страхами в случае с Olestra, — нормально для дискурса, выстраивающегося вокруг жира в современной американской культуре. Возможно, продукгы, изготовленные с применением Olestra, вызвали телесную панику среди отдельных покупателей, но для многих остальных обещание не содержащей жира закуски — это суть технологической утопии, позволяющей, кажется, кому угодно иметь по пирожному.

* * *

Помимо испытавших влияние паранойи историй о непитательных продуктах типа Olestra и NutraSweet, соответствующих определенному «образу жизни», в последнее время сильное беспокойство стали вызывать генетически модифицированные культуры, например, помидоры от Monsanto. Кроме того, немало городских легенд ходит о некоторых продуктах питания или магазинах.

Но наряду с этими страхами по поводу конкрегных продуктов появляются слухи на тему безопасности питания вообще, и число их неуклонно растет. За последние десять лет общественность испытывала страх по поводу безопасности яиц, мяса, фруктов и овощей, водопроводной воды в связи со случаями заражения кишечной палочкой и сальмонеллой, не говоря уже о коровьем бешенстве.

По примеру книг, посвященных новым заболеваниям (например, работа Ричарда Престона «Горячая зона»), в бестселлере Николса Фокса «Испорчено», в котором речь идет о безопасности продуктов питания, приводятся красочные описания результатов тяжелого пищевого отравления. «Стул Лорен был больше похож на чистую кровь и ткань», — прозаично сообщает Фокс своим читателям, после чего объявляет, что тело Лорен «продолжали сотрясать мучительно болезненные спазмы».

Копируя жанр телесного хоррора, Фокс еще и представляет ситуацию так, что в наше время пищевое заражение приобрело характер эпидемии, а причиной этому служат современные системы транснационального производства и дистрибуции продуктов питания. Если верить Фоксу, сейчас опасность пищевого отравления исходит скорее от самих продуктов и способов их производства и транспортировки, чем от ненадлежащего хранения и приготовления.

Порой оценки автора «Испорчено» близки конспирологическому подходу, когда Фокс намекает на то, что в случае, например, с коровьим бешенством правительства различных стран специально не