ли направиться прямо к выходу. Несомненным было только одно — ей отчаянно хотелось увидеть Волка.

Симмонс стоял и всматривался в огромный коллаж Тряпичной куклы, висевший на стене совещательной комнаты. На нем была форма, и выглядел он безупречно, если не считать потертости на правом ботинке, замазать кремом которую ему так и не удалось. Кожу он подпортил, когда яростно пинал железный шкаф для хранения документов у себя в отделе через несколько минут после того, как увидел друга — обуглившегося и лежавшего неподвижно на залитом водой полу допросной комнаты. Но сегодня эта метка выглядела вполне уместной, потому как служила символом личной потери на мероприятии, обещавшем стать официальным, безликим и бездушным.

Прощание с мэром Тернблом было назначено на час дня в Сент-Маргаретс-Черч неподалеку от Вестминстерского аббатства. Семья попросила, чтобы после отпевания на похороны остались только самые близкие. Пока же у Симмонса была назначена пресс-конференция, на которой нужно было официально сообщить о смерти Виджея Рэны и Элизабет Тейт. Он изо всех сил старался сохранить самообладание, глядя, как сотрудники Департамента по связям с общественностью спорят о том, как представить ситуацию в самом выгодном для полиции свете.

Симмонс посмотрел вслед Джорджине Тейт, которую проводили в допросную комнату, куда он никак не мог набраться смелости войти, и отнюдь не был уверен, что когда-либо сможет это сделать. Ему до конца дней своих не забыть покрытого волдырями лица друга со слезающей ошметками кожей и запаха горелой плоти, бившего в нос каждый раз, когда память воскрешала непрошеные воспоминания о случившемся.

— Может, сделать упор на том, что мы остановили эту Тейт и на улицах стало одним убийцей меньше? — предложил долговязый молодой человек, выглядевший лет на пятнадцать старше Симмонса.

Детектив медленно повернулся и увидел трех человек, вооруженных схемами и графиками. Заголовки утренних газет, выделенные на экранах их планшетов, мерцали, будто токсичные отходы, коими они, собственно, и являлись. Он собрался было что-то сказать, но лишь покачал головой в приступе удушливого отвращения и вышел из комнаты.

Глава 14

Среда, 2 июля 2014 года

11 часов 35 минут утра

Бакстер села в метро на линии «Дистрикт», доехала до «Тауэр Хилл», без особого восторга двинулась вперед, руководствуясь туманными указаниями Джерреда Гэрланда, миновала Лондонский Тауэр и вышла на оживленный проспект. Ей было непонятно, почему он не назначил ей встречу дома (где наверняка отсиживался под усиленной охраной полиции) или в редакции газеты.

Этот аморальный, эгоистичный, склонный к демагогии и не брезгующий ничем ради славы журналист неожиданно сказал, что будет ждать у церкви. Может, Гэрланд, подобно многим, решил удариться в религию в последние дни, отведенные ему на этой земле? Эмили была уверена, что верующему человеку бесстыдная напыщенность подобных епифаний, исполняемых чуть ли не на бис, казалась бы оскорбительной.

В мрачных тучах над головой стали появляться просветы, на несколько коротких мгновений позволяя солнцу погреть город. После десяти минут ходьбы Эмили увидела высокую башню церкви и свернула на боковую улочку. А когда зашла за угол в ярких лучах переменчивого солнечного света, открыла от изумления рот. Вдали, над развалинами церковных стен, возвышалась башня Сент-Данстенс-ин-зе-Ист. Толстые, раскачивавшиеся деревья рвались ввысь сквозь воображаемую крышу и торчали наружу из арочных окон; каменные стены утопали в зарослях вьющихся растений, которые ползли по ним вверх и тут же с другой стороны спускались обратно в виде густых зарослей, укрывавших внутренний дворик причудливой тенью. Картину будто вырвали из детской сказки: таинственный лес в самом центре города, спрятанный у всех на виду и совершенно невидимый из окон скучных офисных зданий, выходивших задами на сад разрушенной церкви.

Миновав железные ворота, Бакстер вошла в разрушенную церковь и вдоль ручейка, тихо журчавшего под исполинской, густо оплетенной виноградом аркой, направилась к мощеному дворику, прижавшемуся к небольшому фонтану. Какая-то парочка пыталась сделать селфи, рядом с ними кормила голубей дородная женщина. Детектив направилась к одинокой фигурке, тихо сидевшей в дальнем углу.

— Джерред Гэрланд? — спросила она.

Мужчина поднял на нее удивленные глаза. Он был примерно того же возраста, что и Бакстер. Приталенная рубашка, гладко выбритое лицо и чересчур стильная прическа придавали ему толику привлекательности. Он надменно оглядел ее с головы до ног.

— Так-то лучше, — изрек он с ярко выраженным акцентом жителя Ист-Энда, — присаживайтесь.

Хотя он похлопал рукой справа от себя, Бакстер села слева. Увидев это, Гэрланд широко улыбнулся.

— Почему бы вам не стереть с физиономии эту идиотскую ухмылку и не объяснить, почему вы не назначили мне встречу в редакции? — резко бросила ему Бакстер.

— Ничего не поделаешь, газетчикам не нравится, когда у них болтаются полицейские. А почему вы не позвали меня к себе?

— Потому что детективам не нравится, когда у них болтаются франтоватые, геморройные, беспринципные журналисты… — она подняла голову, будто принюхиваясь, — к тому же распространяющие вокруг запах скверного крема после бритья.

— Стало быть, вы читали мою статью?

— Пришлось.

— Я польщен.

— Не стоит.

— И что вы об этом думаете?

— О чем? Что не стоит кусать руку…? — промолвила Бакстер, постепенно успокаиваясь.

— Да, что не стоит кусать руку, которая тебя кормит?

— Вы неправильно ставите вопрос, на самом деле он звучит следующим образом: не кусать за руку единственного защитника, который стоит между тобой и беспощадным, изобретательным серийным убийцей, положившим целую гору трупов.

На этот раз мальчишеские черты лица Гэрланда расплылись в притворной ухмылке.

— Знаете, я уже приступил к работе над материалом, который пойдет в печать сегодня. И для начала поздравил в нем столичную полицию с еще одним успешным убийством.

Бакстер стало интересно, сколько неприятностей она бы огребла, если бы съездила по роже этому субъекту, которого ей полагалось защищать.

— Но это еще не все! Полиция превзошла саму себя, и детектив Коукс теперь ведет со счетом два-ноль!

Бакстер ничего не ответила и лишь огляделась по сторонам. Гэрланд, вероятно, решил, что задел ее за больное, хотя на самом деле она лишь посмотрела, нет ли поблизости нежелательных свидетелей на тот случай, если ей не удастся сдержать свой гнев.

Пока они говорили, солнце скрылось за тучей, загадочный сад в полумраке приобрел еще более мрачный вид, и вдруг что-то тревожное появилось в образе разрушенного чуть ли не до основания храма господня, в его массивных стенах, обвитых змеями виноградных лоз, медленно подтачивавших камни, сбрасывавших их вниз и предававших обратно земле — в доказательство того, что в этом нечестивом месте не осталось ни единой души,