— Того-то?

— Кавалера хренова! — не вытерпел неистовый Виссарионыч.

— Кажется, Деревянкин… Или Деревщиков… Что-то с лесом связано…

— Не Поленов, случаем? — подсказал Шаламов.

— Точно, Владимир Михайлович! — обрадовался Симаков. — Поленов и есть. Семен Аркадьевич. Младший научный сотрудник.

— Вот как, — приостановился Шаламов. — Я начинаю кое-что кумекать. Вот, значит, почему меня Константин сюда вытащил. Так, так… Интересно…

— А мы пришли уже, — ткнул в открывшееся глазам строение Симаков.

Они остановились возле видавшего виды, серого, с облупившейся штукатуркой понурого трехэтажного здания. Окна начинались только со второго этажа, однако на третьем их число уменьшалось вдвое, отчего строение еще больше поражало своей несуразностью. Входная дверь оказалась сбоку.

— Сейчас я вас по первому этажику быстренько проведу во дворик, — сказал Симаков. — А там как раз все сами и увидите.

Когда, поплутав изрядно по полутемным коридорам, выбрались, наконец, на свежий воздух, Шаламов вздохнул с облегчением полной грудью и первым шагнул с лестницы вниз. Его пропустила редкая молчаливая толпа.

Тело лежало прямо на бетонке под балконом, накрытое чем-то черным. Видны были босые маленькие женские ступни, странным образом разбросанные в разные стороны, голубые джинсы, продранные на коленках. Край материи сдуло ветром, и лужа крови, натекшая из-под головы, подсыхала, резала глаза и, казалось, неприятно пахла.

Шаламов сделал шаг в сторону. Следователь Мальков из районной прокуратуры, опустившийся на одно колено, быстро писал, низко склонив голову к планшетке и часто поправлял спадающие на кончик носа круглые очки. Над ним стоял медицинский эксперт Глотов, диктовал, издалека еще приметив Шаламова, протянул руку.

— Привет, Михалыч!

— Привет, Слава! — ответил тот и положил ладонь на плечо Малькова. — Что скажешь, сыщик?

— Заканчиваем, Владимир Михайлович, — приостановился следователь, и, сняв очки, начал усиленно их протирать платком, иногда шмыгая носом, как подросток. — Картина постепенно проясняется.

— Что? Картина?

— Угу, — водрузил Мальков очки на нос и улыбнулся снизу Шаламову. — Лестницу вон видите?

Он кивнул на пожарную лестницу рядом с балконом на третьем этаже.

— Покойнице, похоже, понадобилось зачем-то по ней забираться наверх.

— Вихрасов от штанов ее модных, с коленок, должно быть, нитки на лесенке чудом отыскал, — усмехнулся Глотов, кивая на пожарную лестницу. — Чего ей захотелось акробатничать?

— Очень все просто, — подсказал Мальков. — Я уже прикинул. На балкон можно забраться с лестницы этой. Если на край окна шагнуть, потом оттуда на балкон. Один прыжок.

— И прямиком вниз башкой, — добавил Глотов. — Вполне вероятно.

— А на балкон зачем? — заинтересовался Шаламов, не обращая внимания на эксперта. — Цирк, конечно. Но все же?

— Там дверь, — просто ответил следователь. — Дверь в кабинет. Входная-то заперта была. А сторож дрых.

— Она же здесь не работает? — вспомнил Шаламов слова Симакова. — Что ей понадобилось ночью в чужом институте? К дружку? Так там нет никого.

— Если б знать, — шмыгнул носом Мальков.

— Кстати, чей кабинет? — не отставал Шаламов.

— Младшего научного сотрудника Поленова, — буркнул следователь, — только нет его на месте. В командировку укатил вместе с директором.

Второй раз екнуло сердце у криминалиста Шаламова после того, как он услышал эту фамилию.

— А вас уже ввели в курс дела, Владимир Михайлович? — Мальков начал растирать озябшие пальцы. — Я не сомневаюсь. Свалилась она оттуда. Зачем только лезла? Непонятно. Одна надежда на Константина.

«Он уже и не сомневается, — покачал головой Шаламов, но промолчал. — Вот молодые как запрягают! За ними не угнаться скоро будет. Труп еще не осмотрел, а на все вопросы у него уже готовые ответы. А Игорушкин сетует, что замены я себе не подготовил, не отпускает от себя. Надо порекомендовать ему кого-нибудь из таких вот ранних…»

Он хмыкнул, досадно сплюнул, полез за сигаретой. «Нет, не передергивай, — одернул он себя тут же, глядя, как Мальков снова зашмыгал по-детски, схватился за очки, полез за платочком, матерью, наверное, в карманчик сунутый заботливо. — Мальчишка, конечно, со светлой головой. Ему помочь, развить аналитические способности и получится кое-что годика через три-четыре, а может, раньше. А завидую я его молодости. Но молодость, известное дело, временный недостаток, которым сам когда-то страдал!..»

— Что ты мне про Константина-то? — закурив, спросил Шаламов Малькова. — Однако что-то он с начальством заболтался.

— Пусть их бомбит, — спрятал платок Мальков и повернулся к Глотову. — Продолжим, Вячеслав Иванович?

— Значит, наверху Константин?

— Я ему поручил опросить всех сотрудников, — Мальков нагнулся над планшетом. — Сейчас явится, давно уж там. Завхоз у них блудливый. Другой причины не найти.

— Когда закончите здесь, поднимайтесь наверх, — кивнул Шаламов следователю, а сам зашагал, собираясь обойти, осмотреть дворик. — Встретимся там. Погреемся и обсудим.

— Мы уже облазили все вокруг, — попытался остановить его Мальков. — Собаку пускали.

— И чего?

— Да пусто. Только следы ее. — Мальков ткнул пальцем на беленькие босоножки, сиротливо жавшиеся друг к дружке недалеко от края траурной материи, кто-то постарался аккуратно их поставить.

— Ну ладно, — поморщился Шаламов. — Я погляжу. Погуляю.

Шаламов не торопился наверх. Там работал Вихрасов, а за него душа у не болела. А вот Мальков еще детеныш, хотя и ерепенится, его, не обижая, следовало все же подстраховать. Фамилия «Поленов», услышанная дважды от Симакова и следователя, говорила за себя о многом. Погибшая могла быть единственным человеком, но ее имя Шаламов вслух не решался называть. «Конечно, это Забурунова, — догадывался Шаламов с тревогой и страхом, — кому еще здесь быть? Конечно, должна быть она!..» И пугался этой мысли, гнал ее от себя.

Поэтому он внимательно обшарил дворик. Дождавшись, когда Мальков и Глотов закончат и уйдут, поднял материю и сам осмотрел тело, обошел все уродливое одинокое здание вокруг, постоял под каждым окном и балконом. Не спеша, ежась от пронизывающего ветра, выкурил еще одну сигарету, поглядел задумчиво на почти настоящий лес, окружающий дом, покачал головой, замерзший и усталый, начал подниматься по лестнице наверх.

Вихрасов и Мальков поджидали его, как и условились, на третьем этаже. В том самом кабинете. Он поражал своей неуютностью, даже заброшенностью. Что-то наподобие отвратительной кладовки. Хотя есть и окно, и дверь на балкон. Единственное, на чем задерживался глаз, так это величественный когда-то, но засиженный мухами до неприличия портрет Маркса на стене.