— Думаешь, их призывают? Кто-нибудь из стражей? — вывел его из задумчивости тихий голос Адриена.

— Возможно, — односложно ответил де Шалон, вновь превращаясь в охотника. Сосредоточенно впитывая в себя окружающие запахи и звуки, пытался понять, откуда начинать поиски. В последний раз окинув помещение внимательным взглядом, направился обратно к выходу. — Пойдем. Может, еще удастся отыскать тварь.

Жизнь в столице отличается от жизни в глубинке вроде Луази.

Наверное.

Пока что это было только мое предположение, потому как познакомиться с Навенной я еще не успела. Уж не говорю о том, чтобы быть представленной ко двору.

После покушения на мою жизнь — стоит сказать, весьма успешного, — Моран точно с ума сошел. Не то чтобы он раньше вел себя адекватно… Но с того памятного вечера, когда Опаль пыталась наложить на себя руки и меня утащить за собой в иной, надеюсь, лучший мир, его светлость будто подменили.

Первые дни де Шалон не отходил от меня ни на шаг, не подпускал к умирающей супруге никого, кроме лекарей. Зачем-то проверял еду и питье на наличие ядов и все опасался, что у кого-нибудь из слуг вдруг чудесным образом проснутся магические способности и на меня непонятно с какого перепугу наведут порчу.

Или снова проклянут смертельным проклятием, от которого в животе появится еще одна дырка. Хорошо хоть не в сердце… На нем и так было слишком много рубцов. И многие по милости его гулящей светлости.

Признаюсь, забота мужа была мне приятна и вселяла наверняка ложную, но все-таки надежду на счастье. Очень хотелось верить, что я ему небезразлична. Хотя, скорее всего, Моран просто чувствовал за собой вину, потому и лез из кожи вон, надеясь, что так я скорее забуду о безрассудной выходке его любовницы.

— Никогда не слышала о подобных проклятиях, — как-то призналась я ему. Это был вечер накануне отъезда из Валь-де-Манна, который мы коротали за ужином в саду.

Стража вызывали на службу, и мне нужно было его сопровождать. Наверное, дорогой супруг опасался, что без его чуткого надзора я долго не протяну. Обязательно напорюсь на какого-нибудь демона или откопаю где-нибудь еще одну оскорбленную любовницу.

В те дни слабость еще ощущалась, но благодаря снадобьям и исцеляющим чарам о проклятии напоминала лишь светлая ниточка шрама. И та, если верить целителям, слетевшимся в Гавойю со всех уголков королевства, со временем исчезнет.

— К счастью, о них и среди магов мало кто слышал, — поддержал беседу страж, невольно напомнив мне о том, что я в число избранных Вальхейма не входила.

Понятное дело, у Морана и в мыслях не было меня задеть, но его слова всколыхнули в душе давние горькие воспоминания о моем провале в день инициации.

— У графа богатая коллекция редких книг. Думаю, Опаль воспользовалась одной из них. Честно говоря, не ожидал от нее такого коварства.

А лучше бы ожидал! Тогда бы не пришлось столько дней корчиться в приступах боли.

В тот вечер его светлость вызвался меня проводить. Провожал до самой спальни. С удовольствием и до кровати бы довел и с радостью взял бы на себя обязанности моей служанки — помог бы раздеться и даже больше. Но, к разочарованию Морана, дальше гостиной я его не пустила.

Я все еще была на него обижена. Не только за измену, не только за приворотное зелье. За то, что из-за его ошибок чуть не погибла. И еще неизвестно, угомонилась ли Опаль. Супруг клянется и божится, что больше она не причинит мне вреда.

Просто он не знает, на что способна отвергнутая женщина. Да еще и магичка.

Что же касается моего знакомства со столицей — оно каждый день откладывалось.

Я, кажется, говорила, что забота его светлости мне очень льстила? Поначалу.

А теперь жутко бесила. Потому что обеспокоенный наш запретил слугам куда-либо меня выпускать. Велел держать в четырех стенах, вроде как ради моего же благополучия. Мол, я еще недостаточно окрепла, и единственное, что могу себе позволить, — это короткие променады в саду и любование улицей через узоры кованых ворот.

За свое заточение я мстила Морану как могла. Другими словами, не позволяла прикасаться к себе даже пальцем — после брачной ночи близости между нами так больше и не было.

А вот это уже бесило его.

Я научилась ловко избегать поцелуев или попыток меня обнять. Однажды, подняв на благоверного невинный взгляд, с мстительной улыбкой сказала:

— Вы были совершенно правы, когда утром не пустили меня на прогулку. Я ведь еще так слаба и больна. А больным нужно соблюдать постельный режим. — После чего добавила, дабы притушить надежду, сверкнувшую было в глазах колдуна: — Не тот режим, о котором подумали вы. Доброй ночи. И, пожалуйста, закройте дверь с той стороны.

В такие моменты у маркиза желваки начинали дергаться на лице. Но он держался. Кажется, из последних сил.

И мне даже стало интересно, насколько его хватит.

Как вскоре выяснилось, хватило ненадолго. Одним погожим весенним вечером, напоенным ароматом цветов и приятной свежестью, проникавшей в купальню через приоткрытые витражи окон, его бесстыжая светлость заявился ко мне без спроса и предупреждения. Я, разомлевшая в горячей воде, не ожидала такого подвоха и оказалась совершенно не готова к обороне.

Мадлен, горничная, как раз заканчивала расчесывать мне волосы. Опустившись на колени у самого края мерцавшего перламутром бассейна, девушка бережно проводила гребнем из слоновой кости по мокрым смоляным прядям, что-то тихонько напевая себе под нос. Ласковые прикосновения служанки, чуть слышные напевы, дурманящие запахи благовоний погрузили меня в состояние неги, я чувствовала себя расслабленной и безмятежной. Медленно окуналась в сладостное полузабытье и не сразу сообразила, что нарисовавшийся возле бассейна мужчина, решительно стаскивающий с себя камзол, — мой вполне реальный муж, а не начало интригующего сновидения.

— Оставь нас, — прозвучал властный приказ, и Мадлен как ветром сдуло.

— А как же… — растерянно начала я, оглядываясь на кинувшуюся к выходу пышнотелую девицу в саржевом платье. Так и не поняла, о чем и кого хотела спросить. Запоздало спохватилась, что стою полностью обнаженная и совершенно беззащитная в воде перед мужчиной, который совсем скоро тоже предстанет передо мной в чем мать родила, и вспыхнула, как поднесенная к огню щепка. По спине прокатилась горячая волна дрожи. — Вы что здесь забыли?! — воскликнула нервно, не способная отвести от коварного искусителя взгляда.

От широкой линии плеч; твердых, будто литых мышц, оттененных колдовскими символами — свидетельством его многочисленных побед; темной поросли, убегавшей по расчерченному кубиками животу к шнуровке брюк. За которые мессир маркиз, прытко избавившись от сапог, взялся с не меньшим энтузиазмом, и в памяти возникли откровенные образы из прошлого: склонившись надо мной, не переставая осыпать поцелуями, обжигающими и жадными, муж проникает в меня, заполняя собой.