— Ваши подвалы опустели еще вчера… — Руки адъютанта безвольно поникли.

— Катастрофа, — трагически прошептал губернатор, — ресурсы Тория исчерпаны! Генерал…

— Полковник… — поправил герр Шнаббс, не любивший лести.

— Вы гений. Это рекорд. В столь сжатые сроки… Такое просто невозможно!

Бравый полковник, взваливший на себя в связи с отсутствием Бермуда и Цепсана всю полноту и тяжесть власти, попытался встать, но тут же рухнул обратно в походное кресло. Главнокомандующий сгреб со стола последнюю бутылку знаменитого торийского и ударом ладони по днищу вышиб пробку.

— За доблестные войска верхмата, для которых нет ничего невозможного!

— Дайль Литлер!

— Литлер дайль! — радостно подхватили адъютант с губернатором, повторив операцию с бутылками.

Торийское забулькало в их глотках. Нагрузились они уже так, что благородный напиток пошел через рты, заливая камзолы.

— Лейтенант! Поднимай войска! Мы идем на Азор!

— Так кораблей нет, ваше превосходительство!

— Для такого дела найдем, — успокоил губернатор.

— Может, поставим в известность бюрера?

— Это идея, — мотнул головой полковник. — Войскового мага сюда! Заодно порадуем бюрера нашими успехами.

— А мы еще не доложили? — ужаснулся адъютант.

— Не успели.

— Плохо, — расстроился Тарах, — где теперь этого мага найдешь?

— В чем дело? — нахмурился полковник.

— Вы давно не покидали ставку, — деликатно намекнул адъютант.

Как ни странно, полковник намек понял, сделал героическое усилие и поднялся. Лейтенант с губернатором подхватили его с двух сторон (не для того, чтобы поддержать, а для того, чтобы удержаться), и качающаяся троица выползла на свет божий.

Открывшаяся перед ними картина отдаленно напоминала поле брани. Кругом валялись груды мертвецки пьяных тел. Где тут эгийцы, а где торийцы — разобрать было очень трудно. Самые стойкие еще костыляли, спотыкаясь и падая, меж этих завалов в поисках недопитых бутылок. Но таких орлов было мало.

Заседание на этот раз было необычным. На нем присутствовал главный палач. Мрачная мускулистая фигура в красном колпаке с прорезями для глаз и носа скромно стояла в углу, опираясь на блестящий топор знаменитой голомской стали. На плече его висела веревка с хорошо намыленной петлей на конце. Литлер обвел мрачным взглядом своих соратников:

— Я собрал вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.

Все понурили головы. Они уже знали, о чем пойдет речь. Барон фон Деревоз мужественно выдержал гневный взгляд правителя Голома.

— Наши войска на Соломе потерпели сокрушительное поражение. И что поразительно! Господин барон соизволил отступить, не потеряв ни одного солдата. Мне больно об этом говорить. Барон — мой друг… Друг детства… Но иначе как изменой я это объяснить не могу. Боюсь быть необъективным. Его судьбу будете решать вы. Демократическим путем. Итак, чего заслуживает барон: веревки или топора?

Суд демократично молчал.

— Я жду! — нетерпеливо крикнул правитель Голома.

— Мне кажется, — подал голос Дебельс, — топор — это милосердно… если он хорошо заточен. Раз!.. И все.

— Веревка эстетичнее! — запротестовал Мимлер. — Подергаться, конечно, придется, зато в гроб целеньким положим…

— Мой бюрер, — осторожно подал голос Гант, — хотелось бы знать подробности.

Фельдмаршал был мужественным человеком. Литлер недовольно дернул плечом, но счел это справедливым — тем более что подробностей он и сам не знал.

— Расскажите бывшим соратникам о своей измене, — милостиво разрешил он другу детства.

— Мой бюрер, — поднялся со своего места барон, — вы не поверите, но мои войска были обречены изначально.

Все замерли.

— Против нас было применено новое секретное оружие, которого не в силах выдержать ни один муж… э-э-э… воин. Я бы даже сказал — не оружие, а красивый тактический ход.

— Красивый? — ехидно осведомился Литлер.

— Очень, — подтвердил барон, перед глазами которого до сих пор стояла картина обнаженных амазонок в свете голубой луны.

— И в чем же состояла их тактика? Продолжайте, барон, продолжайте!

— Когда доблестные войска верхмата… больше двух недель без женщин… без вина… — все сочувственно вздохнули, — достигли берегов Соломеи, рассчитывая взять остров молниеносным ударом, как и было задумано нашим великим бюрером, они не знали, что их уже ждут! Гениальный план блицкрига был сорван толпами амазонок, сидевших в засаде… АБСОЛЮТНО ГОЛЫМИ!!!

— Вот это да!!! — выдохнул зал.

— С этого момента, — оживился Литлер, — поподробнее. Не упускать ни одной детали! Должен признать, действительно неожиданный ход. Надо будет попробовать его в какой-нибудь кампании.

Гева Фраун, как и все женщины, была ужасно любопытна. Ей очень хотелось знать, как будут казнить барона: топором или веревкой? И где. Прямо там, в зале заседаний, или проведут это мероприятие, как и положено, с помпой, при большом скоплении народа? Колебалась Гева недолго. Любопытный глаз ее приник к замочной скважине. Замочек в свой кабинет Литлер приказал врубить солидный. Скважина была приличная. Видно все как на ладони.

Барон фон Деревоз что-то рассказывал, азартно размахивая руками. Слушатели сидели ни живы ни мертвы, вытирая платочками потные, лица. Гева удивилась. День был довольно прохладный. Напряжение в зале тем временем, похоже, нарастало. Первым не выдержал палач. Глаза его закатились, и он с грохотом бухнулся в обморок, но увлеченные слушатели даже не повернули головы в его сторону. Да что ж там такое происходит?

Гева оторвала от скважины любопытный глаз и приложила к ней ухо…

— … И под конец они применили ко мне самую страшную пытку.

Слушатели застыли, боясь пропустить хоть слово.

— Представьте… двадцать — как минимум двадцать! — обнаженных женщин набросились на меня и…

Зал судорожно вздохнул в тревожном ожидании.

— … разодрали на мне одежду! В клочья!!!

— И все? — расстроился Литлер.

— Если бы! Дальше начался настоящий кошмар. Руками, ногами и другими частями тела… — Барон замер, наслаждаясь произведенным эффектом.

— Не томи, барон, не томи! — простонал кто-то из самого темного угла зала заседаний.

— Нет, ну действительно, барон, — недовольно заерзал в своем кресле Литлер, — что за манера кончать… пардон, останавливаться на самом интересном?

— И когда я был уже готов на все ради процветания эгийской нации…