Уже выйдя из автобуса, я вспомнила о Рисыче. А что я ему-то скажу? Почему вдруг, как ошпаренная, бросилась удирать с места работы.

Топая к музею и крепко прижимая сумку к боку, на ходу, я пыталась придумать правдоподобное объяснение своему поступку.

У входа в музей стоял Ромка. Он, кажется, опять собирался мне что-то сказать, и уже открыл рот, но я, нервная как рассерженный посетителями в зоопарке орангутанг, почти выкрикнула:

– Не сейчас!

Его брови подпрыгнули вверх (еще бы! такой он меня точно никогда не видел), рот остался открытым, а я проскочила мимо, внутрь, и сразу направилась в служебную комнату для персонала.

70

В коридоре столкнулась с Рисычем. А идеи в голове еще не было!

– Здравствуйте, Тимофей Борисыч! – улыбаясь своей самой лучезарной улыбкой, произнесла я и попыталась поскорее проскользнуть мимо директора.

Не получилось!

– Ааа, Арсения! – он нежно взял меня под ручку и повел в свой кабинет. – Дорогая Арсения! Объясни мне, пожалуйста, что такое случилось с тобой утром?

– Я… это… Тимофей Борисыч…

– Что? – сладким голосом спросил он.

– Я шла на работу…

– Так… Интересно…

– И вдруг…

– И вдруг?..

– И вдруг… вспомнила про утюг, – выпалила я вовремя пришедшую мысль.

– Про что?! – опешил Рисыч.

– Про утюг. Утром я гладила…, - я скосила глаза на свой наряд, – … футболку. Торопилась на работу, и в автобусе… Точнее, когда я вышла… Я вдруг подумала: «Утюг! Я не помню, выключила его или нет!»… В общем, это как током ударило. И я… побежала назад.

Борисыч остановился, отодвинулся от меня и посмотрел внимательно:

– Ого! Хорошо, что вспомнила! И что?

– Был выключен. Знаете, так бывает. Кажется, что не выключила, а на самом деле, выключила.

– Ну да… ну да…

Слава Богу, он проглотил мою «лапшу»!

Рисыч снова внимательно оглядел меня с головы до пят и остановил взгляд на кофтах: одна на мне, другая – между ручками сумки.

– А что это у тебя?

Я почувствовала, что начинаю медленно краснеть. Или бледнеть. В общем, дурно мне вдруг стало. Сами знаете, почему.

– Кофты! – постаралась как можно обыденнее ответить я, поворачивая сумку так, чтобы она была на расстоянии недосягаемости для директора…

Кофты кофтами, но под ними-то – картина!

– Вижу, что кофты. Зачем?!

– Да… утром по радио передали, что к вечеру резкое похолодание.

– Да ты что? – хлопнул себя по бедрам Рисыч. – А моя-то (это он о жене) в сад сегодня отправилась, чтобы … Ну ладно, иди работай, – наконец разрешил он мне и направился к себе в кабинет. – Кстати, – Рисыч резко остановился и обернулся, – я там вместо украденных картин репрессированного Грамовича повесил. Сделай таблички для посетителей.

– Ага, поняла.

Грамович – это наш местный художник. Попал под репрессии в 1937 году. Был сослан в лагерь. К счастью, остался жив. И до сих пор жив. Видно, генетика хорошая. Ведь после таких испытаний да прожить достаточно долгую жизнь! Не каждый может. Картины Грамовича – сплошной кубизм. Я такое не люблю и не понимаю. Но наши местные критики отыскали в них психологическую сторону: внутреннюю боль Грамовича. Мы периодически вывешивали этот кубизм в зал, потом меняли на другие экспонаты… Ну, а сейчас, пока старые картины не найдут (ой, что я говорю!), висеть на их месте художествам Грамовича.

71

Своим ключом я открыла служебную комнату и занырнула внутрь. Обстановка здесь была весьма убогой. Шкаф у окна, где можно повесить верхнюю одежду, два небольших стола, четыре кресла, вереница стульев около стены – свой для каждого работника музея. Негусто, в общем. И не стильно. Как на мебельном складе.

Мне нужно было спешить, пока никто сюда не зашел.

Сумку с картиной здесь оставить просто невозможно. Если однажды кто-то вытащил ключи от квартиры из моей сумки, может с легкостью забраться туда снова и обнаружить там украденную картину. Вот дела-то начнутся!

Я вытащила картину и оглядела комнату. Сердечко мое выбивало чечетку, руки дрожали.

Единственным малопримечательным местом был угол за шкафом. Туда я и ринулась, чтобы спрятать многострадальное произведение искусства.

Но рамка была слишком широкой, и мне пришлось отодвигать шкаф от стены. Это было ух как непросто!

Наконец картина была в «тайнике», и я могла облегченно вздохнуть.

Моя сумка и кофты были разбросаны по полу – уж очень я спешила. Только я хотела их поднять и даже сделала шаг к ним, как в комнату вплыла тетя Мотя.

– Ой, что это у нас тут? – удивленно расширила она глаза.

– Да… это я… поскользнулась и упала… И все вывалилось из сумки, – кажется, вранье становится моей второй натурой.

– А что это ты кофт-то натащила? В такую жару!

– Так похолодание обещали к вечеру, – озвучила я уже знакомую отговорку. – Вот я и подготовилась.

– Странно, не слышала, – задумчиво сказала тетя Мотя и направилась к своей сумке, стоявшей на одном из стульев.

Я собрала свои кофты с пола и тоже отправилась на свое место.

Тетя Мотя что-то усиленно стала искать в своей сумочке, потом сказала как бы между прочим:

– Там уже этот… Бегунов пришел.

– Вы хотите сказать «Прыгунов»? – уточнила я машинально, а внутри меня все похолодело.

– Ну да… Уже ходит по залам, везде заглядывает… В архив зашел, там искал…

«Все! Я пропала! Сейчас начнет свою детективную деятельность здесь, и тут уж точно найдется картина… Впрочем, чего я трясусь? Я ведь именно этого хотела! Притворюсь удивленной, и дело с концом…

Тетя Мотя наконец нашла в своей сумке то, что искала: зеркальце и помаду. Посмотрела внимательно на свое лицо, показывая магическому стеклу то правую щеку, то левую. Затем поизучала подбородок и нос. (Конечно, зеркальце-то с ноготок. Можно час исследовать свое лицо, и времени все равно не хватит!) Наконец, довольная увиденным, накрасила на ощупь губы и засунула свои вещи обратно в сумочку. Сказала мне «Пока» и удалилась.

Вдруг меня как током пронзило. Отпечатки! На рамке мои отпечатки! Много отпечатков! Очень много! В какой-то момент я просто забыла об осторожности со всеми поездками туда-сюда и затянувшимся состоянием «все время в страхе». А ведь в сумке лежат перчатки – с целью не оставлять следов на рамке! Я еще вчера со всей тщательностью приготовила всё необходимое к операции по возвращению картин в музей.

Что делать?!

Я в ужасе заметалась по комнате.