Хотя побег отложился на одни сутки, однако, меня с утра того пятничного дня начала колотить мелкая дрожь. Я постоянно мерзла и куталась в шаль.

Матвей спросил тревожно:

– Саша, ты не заболела?

И по-свойски потрогал мой лоб, который, как оказалось, был покрыт холодным потом.

– Со мной все в порядке, – отведя его руку в сторону и хмурясь, буркнула я.

Он, кажется, обиделся. Отошел в сторону и целый день избегал подходить ко мне. Однако вечером, когда, наконец, наш длинный рабочий день закончился, он как ни в чем не бывало пошел провожать меня до дома. Довел, не задержался ни на минуту, развернулся, ушел – выполнил долг и отправился восвояси.

Завтра вечером мы с Матвеем должны были увидеть друг друга в последний раз – точно также расстаться около нашего дома. И всё! Жизнь разведет нас в разные стороны. Завтра мы – я, тетя и Гертруда – собирались вступить на тропу «приключений».

Или злоключений?..

…Я зашла в нашу комнату. Там было необычайно тепло. Видно, Гертруда решила сжечь все оставшиеся дрова перед отъездом.

Обе – и она, и тетя, – были в приподнятом настроении. На столе стояла картошка, вверх поднималась струйка полупрозрачного пара. Похоже, они не только решили все дрова истратить, но и деньги. Ведь цена на картошку на рынке была сумасшедшей.

Мне очень хотелось обсудить с ними опасения насчет завтрашнего дня. Но, увидев их сияющие лица, передумала. Стараясь не показывать, какие страхи бродят у меня в душе, воодушевленно оценила их старания:

– Как здорово: картошечка!

– Мы с Гертрудой на рынок сегодня ходили, – и тетя многозначительно посмотрела на меня. А потом перешла на шепот: – Посмотрели, есть ли доска в заборе, которую можно сдвинуть. Нашли ее. Все в порядке.

Я опять почувствовала себя неспокойно. Засосало под ложечкой. Что будет завтра? Не угодим ли мы в неприятности вместо побега в счастливую жизнь?

Гертруда зашептала:

– Саша, я собрала твои теплые вещи. Посмотри, что ценное ты хотела бы взять с собой?

Я тут же посмотрела на картины Алексея, висевшие на стене.

– И не думай! – строго сказала тетя и перешла на шепот: – Саша, мы берем только деньги, оставшиеся драгоценности, теплую одежду и сменное белье. Картины положить некуда.

– Я вытащу их из рамок, – умоляюще попросила я.

– Ты испортишь их. Давай спрячем здесь, – тетя встала из-за стола и пошла в угол, по дороге захватив ножницы.

Там она, стараясь не шуметь, отковырнула одну из досок на полу.

Я подошла поближе и увидела маленький тайник. Внутри него уже лежали какие-то бумаги.

– Это письма мужа и те фотографии, которые я решила не брать с собой, – пояснила тетя, и в глазах ее мелькнула грусть. – Сюда мы положим и твои картины. Думаю, они поместятся даже вместе с рамками. Когда-нибудь мы вернемся домой… Я надеюсь…

Я подошла к картине «Мальчик с собакой» и протянула к ней руки, намереваясь снять. Но тетя остановила меня:

– Дождемся завтра. Твой Матвей зайдет утром за тобой. Может заметить. Начнет думать, в чем причина… Не будем рисковать…

63

Весь следующий день я была как на иголках. Даже Матвей это почувствовал, хотя я старательно скрывала свой страх и бурлящие во мне чувства. Он искоса поглядывал на меня, но ни о чем не спрашивал. Ко мне неожиданно вернулась детская привычка, от которой так старательно когда-то отучала меня мама: я снова начала грызть ногти. К тому же, отвечала невпопад и пару раз уронила стулья, стоявшие на моем пути.

Наконец рабочий день закончился, и Матвей проводил меня, как обычно, до самой двери. Каким длинным казался сегодня мне этот путь: от церкви до нашего крыльца! Я старалась вести себя естественно, как всегда, когда меня провожал Матвей – ведь таких одинаковых вечеров было уже несколько: можно было приобрести привычку делать одно и то же.

Но Матвей все-таки заподозрил что-то. Он спросил в последнюю минуту, перед тем, как пожелать мне спокойной ночи:

– Саша, у тебя все хорошо? Вчера вечером ничего не случилось?

– Нет, – как можно беспечнее ответила я.

Он потянулся было ко мне с поцелуем, но я, чирикнув: «Спокойной ночи!», торопливо запрыгнула в подъезд.

…Тетя и Гертруда были уже одеты.

– Саша, переодевайся, – тихо скомандовала тетя. – Через тридцать минут мы выходим.

– Да я так.

– Нет, надень одежду потеплее. Ты забыла, что нам, возможно, придется ночевать в лесу?

Я натянула две пары теплых чулок, заботливо приготовленных Гертрудой, надела шерстяную кофточку. Тетя сунула мне в руки небольшой, наполненный чем-то мешочек прямоугольной формы на длинной веревке.

– Надень на шею, Саша. Там деньги.

Я послушно сделала то, что она велела. Заметила, что у меня дрожат руки.

Последняя суета, проверка, все ли взяли…

Еще вчера мы договорились, что оставим в комнате все так, как будто ушли ненадолго… Не будем прибираться, выбрасывать мусор из ведра…

Наконец все было готово, и тетя сказала:

– Выйдем не все сразу. Иначе соседи могут что-нибудь заподозрить. Саша и Гертруда, идите первыми.

– Давайте посидим на дорожку, – осипшим голосом проговорила Гертруда.

Мы с тетей оглянулись на нее. Наша верная Гертруда выглядела очень бледной. На ее почти белом лице голубой полоской выделялись губы.

Мы молча согласились с ней, дружно присев на краешек кровати. Замерли в молчании, читая молитвы про себя. Я все время сбивалась и начинала «Отче наш…» снова и снова. Так и не смогла дочитать до конца: мысли путались настолько, что все слова знакомой с детства молитвы забылись.

– Пора! – поднялась тетя.

Мы сделали то же.

Я в последний раз осмотрелась. Заметила, что моих картин на стене нет. Значит, тетя не забыла, и они были спрятаны в тайник.

– Поторопитесь, – произнесла тетя тихо.

Мы с Гертрудой выскользнули в коридор. Там, к счастью, никого не было. Голоса соседей были слышны на кухне и в комнатах.

Мы направились к черному ходу, и через минуту были уже на улице.

Гертруда действовала строго по указаниям моей тети. Первое, что мы сделали – это свернули на соседнюю улицу и нашли извозчика… Через минуту и тетя присоединилась к нам.