Этьен проснулся сам, но как раз вовремя, чтобы уступить Дмитрию кровать – тот дежурил всю ночь и вымотался. У тех, кто здесь уже освоился, он выяснил, что неподалёку есть ручей, но добираться к нему лучше верхом, а французу сейчас это было не под силу, поэтому он умылся из бочки и пошёл проведать Женю, но той в палатке не было, да и спросить толком было не у кого. Поэтому Этьен вернулся в лазарет и занялся делом, перед этим перетянув ноющие со вчерашнего дня ноги.

Вернувшись в госпиталь свежей и чувствующей себя гораздо бодрее, Женя пошла навестить Этьена – за эти дни она остро ощущала, что скучает без их разговоров. Работа не давала им общаться. И нашла его бинтующим ноги.

– Что ты делаешь? – изумленно спросила она.

– Женя, здравствуй! – Этьен дернулся от неожиданности, отчего бинты выпали из его рук и с одной ногой пришлось начать заново. – Ноги бинтую, – неловко ответил он. – После переезда тянет немного, – он решил не драматизировать в свойственной ему манере, хотя было очевидно – если бы они тянули немного, он бы их не бинтовал.

– Их нельзя бинтовать! – Женя тут же отобрала бинты и стала снимать повязку. – С ума сошел? Ты нарушаешь кровоснабжение тканей! – она уложила его на топчан и осмотрела ноги. Были сильные отеки и явная болезненность.

– Почему мне не сказал? Я же врач! – ругалась она, открывая шкафчик с медикаментами и доставая склянку с мазью.

– Так ходить легче, – пояснил Этьен, надеясь, что сейчас кто-нибудь позовет Женю для срочного дела, и ему не придется возиться со своим непутевым другом. – Потому что не о чем тут говорить. У тебя полно тяжелых пациентов, тебе не до этого.

– Хочешь ампутировать их? – строго спросила Женя. – Если не хочешь, не бинтуй ноги, и не перегружай себя. На тебя у меня время найдется, – отрезала она, растирая его ноги мазью.

– Да заживут они, – отмахнулся Этьен, впрочем, не мешая ей наносить мазь. – В лагере сейчас бедлам, каждые руки на счету… и ноги. Ничего, переживу.

Женя только покачала головой, закусила губу в некоторой нерешительности, а потом поцеловала Этьена, пока никого не было.

– Просто пообещай мне что будешь беречь себя и свое здоровье, – попросила она.

От этого поцелуя Этьену стало лучше в сотню раз, чем от мази. К тому же, это был первый раз, когда Женя поцеловала его сама.

– Обещаю тебе, – ответил он, прижавшись ко лбу Евы, а потом нахмурился. – Женя, ты не могла бы распорядиться поставить у фельдшеров еще одну койку… А то я.. словом, без места остался.

Женя кивнула, а потом подумав, добавила:

– Хочешь жить в моей палатке? У фельдшеров и без того тесно, – предложила она, вспомнив еще и о том фельдшере, Дмитрии, с которым очень близко общался Этьен и ощутив что-то вроде ревности.

– Мне бы не хотелось тебя стеснять, – ответил Этьен, хотя все это время тайно надеялся на такое предложение. – Да и не по рангу формально пленному французу в палатке гарнизонного врача жить.

– Я спросила хочешь или нет, а не по рангу ли тебе это, – ответила ему Женя. – Неволить не буду, – добавила она тише, подумав, что с фельдшерами ему, наверное, будет куда веселее.

– Я очень этого хочу, – честно ответил Этьен, решив прямо ответить на поставленный вопрос. – Но я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы.

– У меня не будет из-за этого проблем. Так что я распоряжусь, чтобы там поставили койку. Места там достаточно, – ответила Женя и взгляд ее потеплел.

– Хорошо… спасибо большое, – Этьен поцеловал ее в щеку и, убедившись, что мазь впиталась, стал подниматься на ноги, все равно не планируя отсиживаться без дела.

– Чтобы я тебя сегодня с ведрами не видела, – строго напомнила ему Женя. – Я ведь не шутки шучу, Этьен.

– Хорошо. Тогда скажи, что я могу делать, – попросил Этьен. – Я ведь не могу сидеть, сложа руки.

– Можешь помогать Катерине с лекарствами и перевязками, – подумав, разрешила Ева.

– Хорошо, – снова согласился Этьен и еще раз поцеловал ее в щеку, чувствуя странное томление от того, что этой ночью они с Женей будут в одной палатке.

– Пора идти. Завтракать скоро позовут, – смутилась и покраснела княжна.

– Идем, – согласился Этьен и, приведя себя в порядок, вышел с ней из отсека лазарета. – Ты сам как себя чувствуешь? Отдохнул?

– Да, гораздо лучше. Надеюсь, Андрей Ионыч тоже пришел в себя после переброски, – кивнула она.

– Это хорошо. Позавтракаем с фельдшерами? – предложил Этьен, чтобы не беспокоить Михайловского.

– Я не против, – она согласно кивнула и пошла за ним следом в общую палатку.

Фельдшеров там было всего трое – ровно половина из тех, кто был в лагере, остальные отмывались после ночной смены. Женю и Этьена сразу усадили за общий стол.

Женя никогда не пыталась держаться выше чем остальные, поэтому в компанию влилась легко, спокойно уплетая кашу за обе щеки. Еще были яйца и местный сыр – в общем сытный и вкусный завтрак. Этьен и вовсе был своим среди них, поскольку нередко проводил время с фельдшерами, как по работе, так и во время досуга.

Там-то всех и нашел Михайловский, сообщив, что это весьма кстати, поскольку надо было обсудить дела. Женя ушла первой, получила от хирурга план работ на день и приступила к их выполнению, взяв под начало двух фельдшеров и Этьена.

– Все нормально перенесли поездку? – спросил Этьен, следуя за ней. Сегодня предстояло много перевязок.

– Да, к счастью осложнений нет, – сказала Женя, проследовав к постели капитана. Тот выглядел хорошо, рана заживала. К счастью, и остальные неплохо перенесли поездку. Только у одного пациента с травмой руки началось осложнение – во время поездки он ударился плечом о борт повозки.

– Здесь нужно будет вскрывать. Кажется, кости сместились, – вздохнула Женя. – Готовьте малую операционную.

Этьен и фельдшера сразу занялись этим, пока сестра помогала подготовиться к операции Жене, после чего все собрались в операционной.

– Для начала нужно вскрыть гипсовую повязку, – Женя начала операцию. – Держите, чтобы не травмировать еще больше.

Все стали предельно четко исполнять его приказы, понимая, что ситуация серьезная, и человек может потерять руку из-за малейшей неосторожности. Сняв гипс, они увидели, что рука распухла и покраснела, швы воспалились.

– Вскрываем. Увеличьте дозу эфира, – подумав, сказала Женя, и перекрестившись, приступила к делу. Вскрыв руку, она увидела, что один осколок плотно вошел в плоть, и пришлось кость собирать заново.

В какой-то момент операции к ним зашел Михайловский и понаблюдал некоторое время.

– Ты все делаешь отлично, мой мальчик, – он невесомо коснулся плеча Жени и вышел, чтобы не смущать и не отвлекать. На этого человека он мог положиться.