— Анжелика! Вышла в коридор! — рявкнул Роберт.

И тут меня понесло. Я вытянула руку вперед и сложила ему фигуру из трех пальцев.

— Накася, выкуси, я пишу заявление на тебя!

— Может, договоримся, сколько тебе надо? — Роберт повернулся к следователю и достал из кармана пачку денег, перевязанную резинкой, он ее швырнул на стол. — Мало? Сейчас еще принесу.

— Вы даете взятку должностному лицу при исполнении? — у следака даже морда стала красной, а его взглядом можно было Роберта шинковать.

— Я договариваюсь с тобой, мальчик, — презрительно скривил губы Роберт, видимо совсем решил, что он бессмертный.

В этот момент в кабинет ворвались трое до зубов вооруженных мужика, Роберт оказался на полу со скрученными руками. Такого отборного мата я давно не слышала, так ругался только мой отец, когда у него из-под носа уводили сделку.

— Вы завтра все будете уволены, суки! — орал Роберт, лежа на грязном полу. — Вас даже уборщиками мусора нигде не возьмут!

В кабинет вошёл еще один следак и эксперт. С пачки денег сняли отпечатки. Где-то в углу была камера.

— Зачетное видео получилось, — ухмыльнулся один из мужчин.

Они словно ждали Роберта и готовились к его захвату.

— А что тут у нас? — Роберта подняли, поставили на ноги и вывернули его карманы. В одном из них лежал полиэтиленовый пакетик доверху набитый белым веществом и перевязанный резиночкой.

Эксперт со знанием дела открыл пакетик, и положил на язык несколько крошек вещества.

— Кокаин, — кивнул он.

— Оформляем…

И Роберта утащили в другой кабинет. У меня в душе был праздник. Это надо же было так подставиться, что и с наркотой взяли, и взятку должностному дал.

— Надолго его посадят? — спросила я следователя.

— Сутки, не более, пока отец не прискачет и в очередной раз не выкупит, — тяжело вздохнул следователь.

— А что надо сделать, чтобы отец его не выкупил? — смотрю хитрой лисицей на следователя.

— Надо Роберту так косячить, чтобы и дня без косяка не проходило, отцу надоест его выкупать, — следователь смотрит на меня с интересом.

— Будет вам косяк, — улыбаюсь я.

А пока пишу заявление на Хусаинова, даю показания по делу отца и матери.

Выхожу из здания полицейского управления, выжатая, как лимон.

— Привет, родная, — Паша встречает меня у входа. — Я видел, как Хусаинов заходил внутрь, очень о тебе беспокоился.

Я только улыбаюсь устало.

— Паш, а могут тебе сказать твои знакомые, когда Хусаинов из СИЗО выйдет? — спрашиваю его.

— Зачем тебе?

— За надом! Ты приготовил дымовухи?

— Ох и бедовая ты у меня Анжелка!

— А другую ты бы и не полюбил, — усмехаюсь я.

Глава двадцать шестая

Роберта выпустили с подпиской о невыезде на третьи сутки. Говорят, его отец весь в поту бегал вместе с адвокатами по кабинетам, чтобы в очередной раз выкупить его. В полицейском управлении все устали от знаменитой семейки. Чтобы не творил Роберт, отец его неизменно выкупал, словно замаливал перед сыном свой грех.

Только в этот раз что-то неуловимо изменилось.

Я сидела в своей «девятке» и наблюдала, как Роберт вместе с отцом выходит из здания СИЗО. Его отец с двумя охранниками шёл впереди, не оглядываясь на сына. Тот же понуро тащился позади. Процессию прикрывали сразу три охранника, они постоянно оглядывались, словно ждали подвоха.

И вот он! Из-за припаркованных авто вынырнула толпа журналистов. Они налетели на семейство Хасановых, как стервятники на сдыхающую лошадь. В нос и лицо старшего Хасанова сунули мохнатые микрофоны, защелкали фотовспышки объективов. От журналистов посыпались не совсем корректные вопросы, они раздражали Хасанова старшего. Вся его империя строилась на том, что он занимал важный пост, будучи депутатом. Конечно, весь бизнес был записан на его детей и его жену, а также на его престарелую мать. Но от его депутатского мандата, от его наличия, завесили все тендеры, что проходили через его компании. А осенью должны быть перевыборы, и Хасанову ой как не хотелось скандалов. Тем более, если начинали в прессе поласкать его семейку, он приходил в ярость. А сынок, как назло, все подкидывал и подкидывал проблем.

И сейчас Хасанов с кислым лицом отвечал: Нет комментариев.

Он готов был выпороть своего великовозрастного сына.

— Поехали, — я толкнула локтем Пашку.

Он завел движок и старенькая «девятка» надсадно затарахтела. Машина явно для Паши была мала, так ему пришлось отодвинуть свое кресло практически до конца. Но святить свою машину он не хотел.

— Ты понимаешь, что мы сейчас займемся не совсем законным делом? — Пашка смотрит мне в глаза.

— Да, Паша, я в курсе.

— Если нас поймают, то мы пойдем по статье за хулиганство?

— Да, Паша, но уж лучше пойти по статье за хулиганство, чем ждать, когда тебя убьет Роберт с его сворой, чтобы заполучить меня и какие-то мифические мои деньги.

И мы выдвигаемся в путь. Едем окольными путями. Нам уже с Пашкой не привыкать. Проезжаем деревни и сворачиваем в лесок. Тут есть маленькое местечко, где лыжники переодеваются, чтобы продолжить дальше двигаться уже по лыжне. Сегодня рабочий день, и на полянке никого нет.

Мы переодеваемся с Пашкой в маскировочные костюмы белого цвета, достаем лыжи и сумки.

— Ты хоть раз на лыжах стояла? — глумиться надо мной Паша.

— В школе я выиграла гонку на три километра, — показываю ему язык.

Он только усмехается.

Идти приходится на лыжах по нетореному снегу. Паша иногда останавливается и сверяется с направлением, он идет первым, тащит все сумки. Я бреду сзади, бреду. Все мои достижения во времена школы остались в этих же временах. Ноги нещадно болят, поясницу ломит, пот заливает глаза. Вроде всего тридцать, а на выходе все семьдесят. Иду, как старая бабушка, охая и причитая.

Но вот в далеко показался забор, и я прибавляю ход. Меня подгоняет жажда мести.

Забор старый, доски давно прогнили. По документам — это старая загородная резиденция Хасанова. Он давно перерос, построил себе особняк, а этот дом передал в пользование своего внебрачного сыночка.

Пашка тормозит возле забора, находит небольшую дыру в нем и ловко выдергивает старые гвозди из досок. В образовавшийся пролом он пролазит первым, потом дает отмашку, и я протискиваюсь вслед за ним.

Здесь густые кусты, северная сторона дома почти без окон, рядом баня, поэтому нас почти не заметно.

— Тихо, — шикает на меня Паша, — и мы припадаем к земле.

Мимо нас проходит здоровяк, раза в два больше Паши, а Паша у нас совсем немаленький. Он нес огромную охапку дров, явно желая растопить печь в бане. Парень нес свою