Юрьевной; 8) Михайлу Даниловича; 9) Хотена; 10) Садка (см. у г. Григорьева биографию XIV); 11) Егория Храброго; 12) Онику-воина; 13) Братьев разбойников с их сестрой; 14) Вдову с ее дочерью и сыновьями-корабельщиками; 15) Князя, княгиню и стариц; 16) Мать князя Михайлы; 17) Князя Дмитрия с его невестой Домной; 18) Смерть царицы (Настасьи Романовны); 19) Кострюка;[687] 20) Ивана Грозного с его сыном;[688] особенно сильно связывает эти два района присутствие и в том, и в другом 5 редких старин (5—7, 14, 18), неизвестных в Олонецкой губернии.

От терско-поморского репертуара былин весьма отличается былинный репертуар местностей, лежащих на восток от Белого моря, — на Зимнем берегу, на побережье, прилегающем к Мезенскому заливу, и по течению Мезени. Все эти места объединяются в один былинный район благодаря постоянному сношению их жителей между собой. Нередко крестьяне Зимнего берега, промышляя морских зверей, встречаются с мезенскими промышленниками у о. Моржовца и на западном берегу полуострова Канина; в Золотицу приходят работники с р. Мезени, а золотицкая молодежь ходит в покруты на Мезенский берег. Отсюда является обмен былинами. Так, золотицкий сказатель Крюков (III) несколько былин выучил, когда нанимался покрученником в с. Койду, на Мезенском берегу, а некоторые былины перенял у крестьян, приходивших покрученниками в Золотицу с верхнего течения Мезени; от других «мезенцев» перенимали старины покойный брат Крюкова и его внучка (II). Репертуар этого района — назовем его Задвинским — представляет особенно много сюжетов, неизвестных в Олонецкой губ. — таковых оказывается 13 из 37 сюжетов,[689] содержащихся в моих записях. По сравнению с олонецким и сибирским репертуарами, репертуар Задвинского района занимает промежуточное место в том отношении, что ему известны как былины, входящие в олонецкий репертуар, но неизвестные в Сибири,[690] так и наоборот, входящие в сибирский репертуар, но неизвестные в Олонецкой губернии.[691] С другой стороны, 10 былин, неизвестных ни одному из этих двух репертуаров,[692] позволяют выделить Задвинский район в особую самостоятельную область.

Обращаюсь к состоянию былевого эпоса в обследованных мною двух селах Зимней Золотицы.[693] Прежде всего я постараюсь уяснить причины, способствовавшие сохранению там весьма значительного количества былин.

Первым необходимым условием процветания былевой поэзии является досуг. Для того, чтобы пропеть только одну былину, требуется нередко час, два и более времени; но ведь запоминается она не сразу, нужно ее прослушать раза 3; между тем хорошие сказатели знают по несколько десятков старин. Сколько же надо потратить времени, чтобы овладеть таким обширным репертуаром? Действительно, у золотицких крестьян много свободного времени и притом такого, которое нечем заполнить. На лето многие крестьяне уезжают ловить семгу в промысловые избушки, рассеянные по берегу моря в нескольких верстах одна от другой, и живут совершенно изолированно по трое, иногда даже без женщин. Сидя по несколько часов сряду в ожидании улова, промышленники имеют возможность перенять друг у друга громадный запас старин, «оказывание» которых разнообразит их невольный скучный досуг. Лучшие три сказателя, прослушанные мною: Крюков, Пономарев и Чекалев, с детских лет занимаются ловлею семги на море; последний прямо говорил, что он перенял старины на тонях. На тонях же А. М. Крюкова слушала старины у своего двоюродного брата (см. №№ 26 и 38). Зимние промыслы также оставляют свободное время для пения старин. Крюков большую часть своего репертуара заучил в то время, когда он, сначала в качестве работника, а потом — самостоятельного члена артели, промышлял морских зверей. Сами крестьяне говорили мне, что старины чаще всего услышишь на промыслах, причем к указанным выше занятиям они прибавляли охоту на зверей, когда охотники, обыкновенно двое, отправляются на неделю или на две в лес и там живут в избушках. Дома же старины можно услышать только от женщин, и то большею частью постом. Как выше упомянуто, течение Мезени в Золотице считается главным центром былинного местонахождения. На мой вопрос, чем объяснить такое богатство старин в этой глухой стороне, один старик сказал, что там население редкое, а мест для рыбной ловли очень много, и промышленникам приходится проводить долгое время вдали от дома, в избах, разбросанных на большом расстоянии одна от другой по берегу моря и около озер.

Уже Гильфердинг[694] указал, что занятия некоторыми ремеслами способствует распространению былин, так как дают время для их пения. Это мнение подтверждается и моими наблюдениями. Правда, из опрошенных мною сказателей только один, Чекалев, серьезно занимается сапожным ремеслом; но что касается сказательниц, то они все рукодельничают: большинство из них работает на ткацком станке (дочери Крюковой, Точилова и др.), а самая лучшая сказательница А. М. Крюкова[695] постоянно занимается сучением бичевок и плетением из них сетей. Впрочем, она не пренебрегает и хозяйством, а также рыбной ловлей, которю вообще золотицкие женщины занимаются наряду с мужчинами.

Вторым условием сохранения былин в населении является малое развитие в нем грамотности, которая, расширяя умственный горизонт и возбуждая новые интересы, отвлекает внимание от несложных эпических памятников старины. Действительно, в Золотице до сих пор обучение в школах очень мало распространено, а в старину, когда не было еще школ, единственными проводниками грамотности были два скита: Игнатьевский и Онуфриевский, находящиеся в 60 и 100 верстах от Золотицы и разоренные в конце царствования Николая I. В этих скитах училось (конечно, самым примитивным образом; ср. рукопись старины под № 90) очень немного народа, так как учившиеся должны были жить там несколько лет подряд. Из 11 лиц, прослушанных мною, грамотными оказались плохие сказатель и сказательница — Седунов и Лыткина, и только одна порядочная певица Марфа Крюкова, внучка покойного знаменитого сказателя Василия Леонтьевича Крюкова, который также умел читать и писать, выучившись грамоте в Онуфриевском скиту.

Третьим важным условием сохранения былин должно быть присутствие интереса к этим памятникам старины, не заглушаемого животрепещущими событиями или распространением более интересных форм поэтического творчества. И в этом отношении посещенная мною местность соединяет в себе все элементы, благоприятные для сохранения традиционного эпоса. Занесенное судьбою на крайний север, население беломорского побережья всегда жило вдали от политических и культурных центров и, конечно, не могло принимать близко к сердцу их жизнь, отголоски которой доходили до него медленно и в слабой степени.[696] Даже теперь, с улучшением путей сообщения, с устройством почты и телеграфа на значительной части пространства, отделяющего Зимний и Терский берег от Москвы и Петербурга, даже теперь всероссийские новости доносятся до Белого моря нескоро и не производят большого впечатления на крестьян; прежде северяне, очевидно, были отчуждены от центров еще в