вырабатываются известные типы человека, города, реки, утвари и т. п. Приведу несколько примеров таких перенесений, обусловливающих собою выработку типических былинных героев. Васька Торокашка Заморянин представляет тип помощника властителя, насильно добывающего себе жену. В репертуаре А. М. Крюковой он исполняет следующие поручения: 1) увозит жену Соломана для царя Василия Окульевича (№ 23), 2) похищает жену князя Романа для царища Грубиянища (№ 18), 3) в качестве посла приходит от Идолища и требует у князя Владимира его племянницу замуж за своего господина (49), 4) в качестве помощника деспота, ищущего себе жену, губит князя Бориса и старается достать Владимиру жену убитого (48). Торокашко является также в былине об Илье Муромце и Бадане (3), но уже в другой обстановке, и потому певица не называет его здесь ни Васькой, ни Заморянином. Подобным же образом царище Грубиянище (Диоклетиан) из Старины об Егорье Храбром (№ 24) перенесен в старину о князе Романе (18). Маринка Кайдаловка в былине о князе Глебе Володьевиче (50) является любовницей Ильи Муромца; отсюда она со всеми своими атрибутами перенесена в былину о бое Ильи с сыном (4); поэтому оказалось, что мать Подсокольника берет громадную пошлину с кораблей князя Владимира, а сам Подсокольник захватывает сотню русских судов с корабельщиками и матросами. В старинах Г. Л. Крюкова распространенным типом насильника является Идо́лище: он завладевает Царьградом (№ 69), подступает к Киеву с громадным войском (81), пытается насильно взять замуж племянницу Владимира (79) и, наконец, является соперником Дуная (75), претендуя на руку его невесты. Особенно оригинален тип князя, который женится девяноста лет отроду. Сказательница Васильева (см. ее биографию IV) знает старину о князе Михайле, который женился девяноста лет; в былине о Дунае, его соперник князь Данило Белый сватается на дочери Задонского короля, и Даниле оказывается тоже 90 лет.

Конечно, выработка подобных типов происходила в устах не одного только сказателя, от которого записаны старины, но и его предшественников. Некоторые типы распространены в целом былинном районе, а такие прочно установившиеся типы, как города Киев и Чернигов, реки Непра и Пучай, Леванидов крест, Алатырь-камень, князь Владимир, Опраксия, наконец, типы главных богатырей, пользуются известностью почти везде, где существуют былины.[709]

Мне остается сказать о том, насколько черты местной природы и быта отразились на записанных мною старинах. Прежде всего, в сказателях сейчас же видно приморских жителей, прекрасно знакомых с мореплаванием и интересующихся всем, что касается моря. Во многих старинах[710] описывается плавание кораблей по морю. Корабли отошли от берега; потянула способная, уносная поветерь (попутный ветер); затем пали ветры со всех четырех сторон: восточной, западной, северной и летной (местные названия); корабли метало туда и сюда и наконец занесло в гавань. Подробно описывается причаливание к берегу: корабельщики (капитаны) смотрят в подзорные трубы; матросы распускают флаги, ронят и подвивают паруса, спускают якоря и белые модные шлюпки, в которые садятся мореплаватели; затем они направляются к лодейной пристани, пристают к плоту, идут по мосту в таможню, где их протаможивают, или, что то же, берут с них пошлину. При отчаливании корабля поднимают булатные якоря, выпускают вязки (канаты), бросают их на воду, развивают полотняные паруса; затем корабль начинает покачиваться, являются белые гребни волн, которые «будто белые лебеди взлетывают»; наконец, скрывается берег:

А как русская земля да потаилася,

Как поганая земля да заменилася.

Часто описывается внутренность корабля: каюты красного дерева, палуба; упоминается груз, состоящий из шелковых, атласных и бархатных материй и разных мехов. На кораблях являются, кроме матросов, над которыми начальствует корабельщик, также и водолазы. В двух старинах упоминается Окиян-море, — обычное в Золотице название Ледовитого океана: 1) Илья Муромец достал лебединое перо в середине славного синего моря, которое называют «Окиян-море» (№ 45); 2) в Голубиной книге (53) говорится, что когда всплеснется Магуй-птица, Окиян-море взволнуется, и начинает пружить (опрокидывать) гостинные (купеческие) корабли с заморскими товарами.

Северная природа не так ярко проглядывает в старинах. Но все-таки есть прямые указания на крайний север; так, упоминается Карское море (№ 79); два пересказа былины о Чуриле (87 и 103), начинающиеся словами:

Ай о вешнем было праздничке о Троице,

Нападала пороха снегу белого,

ясно указывают на широты, под которыми они были записаны: в конце мая, когда большею частью приходится празднование Троицына дня, в Золотице нередко идет снег. Природа севера оставила несколько следов в былинных описаниях, сравнениях и лирических отступлениях. Так, татарин, подъезжая к Киеву, не спрашивает ни мхов, ни лесов (№ 3); конь Ильи Муромца перескакивает через болота и озера (1); сестра Алеши Поповича (64), рассуждая, куда делось ее счастье, рисует довольно яркую картину побережья Ледовитого океана:

Ты в темно́м лесу ли, лесе заблудилося,

Во жидки́х ли мхах где, во болотах-то,

Во приглубистых тихих озёрах-то?

Вследствие того, что северный сказатель никак не может представить себе совершенно «чистое» поле, без деревьев, является сравнение:

Не лесина в чисто́м поле шатается;

богатырь едет по «чистому полю», но оно наполнено валежником, как и всякий северный лес:

Сухо пеньице, кореньице поломалося (№ 14).

Так как сказатель не имеет ни малейшего представления о степи, то немудрено, если он поет о «степных лесах Саратовых» (2).

В некоторых старинах отразились особенности северного промыслового быта. Всю жизнь имея дело с морскими зверями, сказатель вводит обстановку звероловных промыслов даже в такие старины, где она вовсе не идет к делу. Князя Бориса (№ 48) послали на остров Буян убить кабана, который, подобно морским зверям, выходит из моря; Борис поставил у моря невод, изловил зверя и убил его так, как беломорские промышленники убивают тюленей или белух. Чтобы объяснить тяжесть шляпы, принадлежавшей сестре Кострюка (106) и весившей 30 пудов, сказатель говорит, что в нее было вделано кутило,[711] тяжесть которого ему, конечно, хорошо известна. В старинах отразились также семужий и другие рыбные промыслы. Сейчас же видно рыболова в авторе таких сравнений:

Еще мастер был Добрыня нырком ходить,

Он нырком мастер ходить да по-сёмужьи (№ 5);

или:

Как налим-то вкруг ведь камешка все обвивается,

Как Василий Богуславьевич к матушке ведь все он ластится (52).

Обстановка охотничьих промыслов является в старине о князе Романе (18), жена которого, встретив в лесу полесника (охотника), прячется за угол, из чего видно, что в лесу была промысловая изба, вроде