расовое мышление по сути своей было расположено к политическим правым. Оно противоречило таким идеям Просвещения, как естественное равенство людей, их врожденные права, стремление к свободе, миру и счастью. Расовое мышление было скорее коллективистским, чем индивидуалистическим; такие термины, как немецкий Volk или völkisch, стали его важнейшими смысловыми носителями, хотя полного тождества между расовыми теориями и Volk не было. "Социал-дарвинистские" представления о расовой войне и неизбежном порабощении слабейших были частью картины. На самом деле проигравшими могли оказаться и белые: некоторые из ранних расовых теоретиков имели пессимистические наклонности, а многие колониальные практики в настроении имперской меланхолии ждали, когда белый человек будет уничтожен суровыми условиями тропической жизни.

Расовое мышление культивировало определенные отвращения и объекты ненависти: Евреи и цветные, демократы, социалисты и феминистки. Главы государств, ученые, уличные толпы, не имевшие в остальном ничего общего, были едины в своих расистских предрассудках. Основными образами стали тела и телесность: люди говорили об угрозе "национальному телу" со стороны врагов и вредителей. Старая физиогномика XVIII века вновь проявилась в теориях, предполагающих, что тело выражает расовую "неполноценность" или преступные наклонности. Расовое мышление вызвало, сделало возможным или способствовало геноциду в Свободном государстве Конго, немецкой Юго-Западной Африке и Амазонии; антиеврейским погромам в царской империи; садистским линчеваниям или нападениям на этнически чуждых иммигрантов на юге США. Агрессия и страх обычно тесно связаны друг с другом; простая расовая ненависть никогда не была единственным и редко главным источником подобных актов насилия. Убийственные массы и профессора колледжей, которые и мухи не обидели бы, оказывались спонтанными соучастниками дела по созданию "чистоты" расы и нации. Так в 1870 году начался короткий период яростного расизма. Он подготовил почву для массового убийства европейского еврейства немцами, но не сделал его неизбежным, поскольку после Первой мировой войны еще не появились новые элементы экстремизма.

Расовые теории: Дореволюционные и постреволюционные

Расизм очень трудно разделить на типы и классифицировать. Если рассматривать только предлагаемые стратегии и реализуемые практики, то можно выделить четыре варианта с различными последствиями:

1. репрессивный расизм, приводящий к формированию политически и экономически неблагополучных слоев населения

2. сегрегационный расизм, завершающийся созданием формальных или неформальных гетто

3. изоляционистский расизм, воспитывающий подозрительность к внешнему миру и нацеленный на тщательно охраняемые границы национального государства

4. истребительный расизм, стигматизирующий определенные группы как "расовых врагов" и преследующий их вплоть до систематического уничтожения

Аргументы и нарративы, связанные с расой, были разного рода. Кроме того, картина должна была включать в себя целый ряд транснациональных связей. Подобно тому, как в десятилетия около 1900 года раса была излюбленной категорией западного интеллектуала при построении макрописем отношений между государствами и нациями, национальные расизмы реагировали друг на друга, а мыслители, верившие в "породистость" человека, были особенно склонны к объединению усилий через границы.

Расизм как крайняя форма этноцентризма, при которой основное различие между человеческими группами заключается не в изменчивых формах культурного поведения, а в неизменных, биологически наследуемых физических свойствах, появился в эпоху раннего нового времени, когда контакты между обществами по всему миру стали более интенсивными. Но доминирующим мировоззрением среди европейцев, даже среди мореплавателей и колониальных завоевателей, он не был вплоть до XIX века. Любая цитата из отчетов о путешествиях раннего модерна, которая может быть воспринята как пренебрежительное замечание в адрес неевропейских групп населения, с лихвой перевешивается выражениями уважения и восхищения; путешественников больше интересовали нравы и обычаи других народов, чем их фенотип.

Расистские взгляды и стереотипы, но еще не разработанные расовые теории, развивались в различных средах атлантической работорговли, американских плантаций и иммигрантских обществ Западного полушария, где воспринимаемые цветовые различия служили для построения социальной иерархии. Первой обширной апологией института рабства на расистском языке, основанной на ссылках на антропологию той эпохи, стала "История Ямайки" (1774) плантатора Эдварда Лонга. Расизм не был причиной рабства, но в конце XVIII и особенно в первой половине XIX века он все чаще служил его оправданием. На многих рубежах европейской экспансии различия между поселенцами и коренным населением все еще получали культурную, а не биологическую интерпретацию. В целом связь между рабством и вмененными расовыми признаками является гибкой. Многочисленные рабовладельческие системы в истории не основывались в конечном счете на физических различиях. Рабство в греко-римской античности и военное рабство в Османской империи (где рекруты поставлялись с Балкан или из Причерноморья) - два хороших примера этого. Даже в Северной и Южной Америке рабы были светлее по цвету кожи, чем многие их европейские хозяева и охранники.

В последней четверти XVIII века классификация и сравнение стали модными научными методами в среде европейской интеллигенции. Появились предложения разделить человечество на "типы", а сравнительная анатомия и френология (измерение черепа как указатель интеллекта) придали таким подходам видимость достоверности по стандартам того времени. Некоторые авторы, сознательно отвергая христианскую доктрину Творения, доходили до постулирования раздельного происхождения различных рас (полигенеза) и, следовательно, ставили под сомнение базовое родство белых и черных, подчеркиваемое аболиционистскими движениями. До середины ХХ века расовая классификация оставалась любимым занятием многих анатомов и антропологов, а колониальные администраторы пытались с ее помощью навести порядок в пестром многообразии своих подданных.

Как и френология, это разнообразие было популярной темой на протяжении всего XIX века, регулярно демонстрируемой в наглядных пособиях на всемирных ярмарках и специальных выставках. Некоторые из категорий, разработанных до 1800 г., упорно сохранялись: "желтая раса", "негр" или "европеоид" (последнее, восходящее к геттингенскому ученому Иоганну Фридриху Блюменбаху, и по сей день используется в США как эвфемизм для обозначения "белого"). Классификационные системы приводили к бесконечной путанице, тем более что английское слово "раса" использовалось и для обозначения наций, например, "испанская раса" и т.д. К концу 1880-х годов число рас, выделяемых только в литературе США, колебалось от 2 до 63. Нет прямой линии, ведущей от Блюменбаха или Канта к истребительному расизму прошлого века. В худшем случае таксономии позднего Просвещения и ранние попытки ранжирования расовых типов или подвидов человечества могли служить оправданием репрессивного, эксплуататорского расизма, но не расизма с убийственными намерениями. Они также не могли легитимизировать требование сегрегационных цветных полос, характерных для расизма после 1900 г., но гораздо менее значимых в колониальной практике до 1850-х годов или позже. Расизм конца XIX века не был непрерывным продолжением развития XVIII века.

Расовые теории XIX века были постреволюционными. Они предполагали ослабление уз христианства, но, прежде всего, мир, в котором иерархия уже не рассматривалась как часть божественного или естественного порядка. В крупнейшей колониальной державе (Великобритании) они проявились в меньшей степени, чем во Франции или США. Британская политическая