только на сексе. А он то и дело предлагал ей такое изобилие позиций, о которых она и представления не имела. Их было даже слишком много, вот только она боялась ему об этом объявить. За время, проведенное вместе, она прекрасно узнала темную гневливость его натуры и вовсе не была уверена, что это ей нравится. Она закрылась в ванной, и из-за двери до нее долетали обрывки ругательств. Еще одна причина сматывать удочки. Приготовления у нее заняли минимум времени, и она очень скоро оказалась на улице Мольера. Это было недалеко от ее дома, и она решительно поддала газу. Ей показали, куда нужно подниматься. На двери квартиры третьего этажа она прочла: «Месье и мадам Виктор Сольер».

— Мадемуазель Крейс? — услышала она позади себя.

Доминик обернулась. На пороге квартиры ее догнал Мишель Коэн.

— Так не может больше продолжаться, — произнес он. — Необходимо положить конец этой бойне. У нас на руках уже четыре жертвы, мы все на этом погорим. Идемте. Сирски нас ждет.

В гостиной толпились полицейские. Странная, тягостная тишина висела в воздухе. Три человека держались на достаточном расстоянии от тела, чтобы не мешать сбору улик.

— Послание есть? — тут же спросил Коэн.

— За вами, — ответил Нико.

Директор обернулся: кровавые буквы багровели на тусклом зеркале. «Для этой женщины, и для других, и для тебя, Нико, я зачал несправедливость и родил себе ложь». Доминик Крейс не смогла сдержать глубокого тягостного вздоха.

— Клянусь, опять из псалмов, — рискнула она разбить ледяное молчание, снова воцарившееся в комнате. — Форма фразы…

Теперь настала очередь вмешаться судье Беккеру. Он спокойно обвел взглядом комнату и, нахмурившись при чтении послания, заявил:

— Вы определенно не нравитесь этому человеку, месье Сирски, впрочем, как и эти женщины, — добавил он с иронией.

Все взгляды были направлены в одну сторону — на жертву. Не из-за патологического любопытства, просто на теле лежал конверт, взять который никто не осмеливался.

Пусть судья Беккер будет свидетелем изъятия этой улики.

— Ну, так кто возьмет его? — спросил Беккер.

— Давай, Нико, — подбодрил подчиненного Коэн.

Комиссар протянул руку в перчатке к белому животу жертвы и взял конверт, оставленный на трупе. Вскрыл с максимальной предосторожностью. Внутри находилась пожелтевшая вырезка. Нико извлек ее. Время, казалось, остановилось: все затаили дыхание.

«Правосудие расценило как законную защиту убийство матери, совершенное ее семилетним сыном, — начал читать Нико, и голос его звучал неуверенно. Заметка была тридцатилетней давности, но того же месяца, что и нынче. — „Я слишком мал, чтобы умирать“, — заявил ребенок полицейским».

— Да что же это такое, черт возьми! — не выдержал Коэн.

— Судя по всему, некий факт из хроники тридцатилетней давности, который всплыл на поверхность, — ответил Нико и продолжил чтение:

«Семилетний ребенок в деталях рассказал полицейским обстоятельства, которые вынудили его убить собственную мать, нанеся ей несколько ударов ножом. Эта женщина, пребывая, по утверждению психиатров, в состоянии глубокой депрессии, попыталась удушить своего сына сначала подушкой, а затем руками завершить начатое. Признав законность защиты, прокуратура отказалась открывать уголовное дело.

Мать разбудила ребенка, потом схватила подушку и прижала ее к лицу мальчика. Она говорила ему: „Я отведу тебя в рай, к твоему дядюшке“. Мальчик смог выскользнуть, мать стала гоняться за ним по квартире. На кухне он убил ее. Выбора не было: либо он, либо она».

— Вот и причина… Он сам ее нам предоставляет, — предположила Доминик Крейс.

— Так вот просто? — не поверил ей Кривен. — Он что же, решил указать, как его найти?

— Этого не может быть, — еле слышно пробормотал Беккер.

— А почему бы и нет? — не сдавалась молодая женщина. — Подобные типы жаждут, чтобы их поймали. Он хочет бросить вызов следователям и вместе с тем приостановить свое продвижение вперед, к следующей жертве.

— В статье нет имени, — заметил Нико. — Кривен давай разбирайся. Я хочу знать, кто этот мальчик и что с ним стало.

* * *

Профессор Армель была готова принять тело новой жертвы. Она едва успела выйти из своего кабинета, как раздался звонок, требовавший ее возвращения. Стоило бы обосноваться окончательно в Патологоанатомическом институте, потребовать, чтобы ей срочно построили там служебное жилье, — зачем ходить туда-сюда? Дел было выше головы. Она думала обо всех этих семьях, ждавших данные аутопсии кого-то из близких, чтобы можно было организовать наконец похороны и предаться трауру. Дети, молодые люди, пожилые, — она должна была раскрыть тайну смерти каждого. Ее память сохраняла воспоминания о телах, вскрытых скальпелем, о препарированных органах. Она помнила каждое слово совершенно растерянных родителей. Прекрасная почва для кошмаров. Но для нее все это стало привычной работой. Хотя порой какой-нибудь ее «пациент» и пробирался тайком в ее сны. И хотя это не становилось наваждением, Армель тяжело вздохнула: нелегко выбросить из головы все эти тяжелые, почти смертоносные мысли.

— Тот, кто страдает, никогда не получит того, что желает, — услышала она за своей спиной.

Армель вздрогнула и обернулась. Эрик Фьори!

— Что вы тут делаете? — спросила она довольно агрессивно.

— Работаю. Взял дополнительные часы, чтобы сделать все записи.

— Это уж мне решать.

— Не беспокойтесь, я не попрошу у вас ни су. Считайте, что я волонтер.

— Так тоже не пойдет, Эрик. Не знаю, что с вами происходит в последние дни, но существуют правила, и им надо соответствовать. Я больше не буду смотреть сквозь пальцы на ваши вольности.

Удар достиг цели. Щеки у молодого человека побелели, он обиженно поджал губы, но на лице было написано, что он это запомнит.

— Жаль, — выдавил он из себя в конце концов. — Но раз уж я здесь, может быть, я могу вам помочь?

— У меня все в порядке. Я не нуждаюсь в вашей помощи.

— Послушайте, Армель, я правда немного не в себе. Личные проблемы. Обещаю, что все будет в порядке. Но разрешите мне поработать с вами этой ночью.

Армель изучающе на него посмотрела. Его настроение изменилось, теперь он казался жалким, на лице искреннее желание исправиться. Она не хотела отказывать ему и обижать. Худой мир лучше доброй ссоры.

— Хорошо, оставайтесь. С минуты на минуту должны привезти четвертую жертву. Будьте готовы.

— Спасибо.

* * *

Мобильный зазвенел, когда Нико сидел в машине, направлявшейся в Патологоанатомический институт.

— Дивизионный комиссар Сирски?

— Да, я слушаю…

— Профессор Шарль Кено. — Звонил сам директор парижской лаборатории научно-исследовательской экспертизы. — У меня любопытные результаты. И мне известно, что счет идет на минуты. Поэтому я решил сообщить их вам лично.

— Слушаю вас, профессор.

— ДНК, которую мы смогли выделить из биологического материала, собранного на обеих линзах, не соответствует ДНК жертвы, то есть Валери Тражан.