шестипалая ладонь. Она повернулась ко мне тыльной стороной, и я удивленно уставился на треугольный глаз, что в свою очередь смотрел мне в глаза:

— Никогда не слышал о подобном… почему я не могу лишить тебя этих умений, незнакомец?

— Я Росгард — мирно улыбнулся я треугольном глазу в ладони — Не понимаю, о чем ты говоришь…

— Что ж… раз не могу убрать это… подрежу с других сторон. Верно?

— Эй!

— Мы все должны чтить устои этого мира…

— Да они давно изменились! — завопил Док — Уважаемый! Вы просто не в курсе — Вальдира давно уже другая! Совсем другая!

— Вальдиру сковали… сдавили безжалостными цепями… да… — треугольный глаз замерцал и на мгновение исчез, чтобы снова проявиться уже на сомкнутых пальцах. Из его нижнего уголка сорвалась ослепительно блестящая искорка, что канула и в траву и пропала — Единое тканое полотно драгоценнейшей Вальдиры изодрано на лоскуты… неумелые вялые чуждые руки посмели выбросить многие лоскуты прочь… выбросить как мусор… а затем эти же руки сшили оставшиеся лохмотья в подобие шутовского плаща, что драным одеялом раскинулось на холмах моей горечи и горах скорби. Я рыдаю! — еще одна искорка канула в буйнотравье — Но я бессилен… ибо вместе с одним из лоскутов был выброшен, и я сам… оказавшись в серой пустоте и корчащем насмешливые рожи безмолвье. Нелегко было собраться с силами… тяжко было отринуть оглушенное безразличье… лишь плач детей моих заставил меня медленно поднять веки и начать оглядываться по сторонам, ища в сером тумане хоть что-то уцелевшее…

— Что тут происходит? — потрясенно прохрипел Док.

Я молча ткнул его локтем в бок, продолжая слушать и, само собой, продолжая все записывать на видео. Такое не каждый день увидишь… А шестипалая ладонь с блуждающим по ней треугольным глазом, продолжала говорить, медленно при этом кружа вокруг, что заставляло нас поворачиваться следом. Так в наше поле зрение попадали окрестности, что стали уже привычными со своими внезапно обрывающимися дорожками и тропами, с резкими сменами пейзажей и порой срезанными по вертикали холмами. И плывущая по воздуху рука, то и дело меня цвет и плотность, продолжала говорить:

— Я Акмэр… я Чтящий Устои… я опора всему древнему и правильному! Истинному и единственно верному! Я, воспряв от тяжкого забытья, сумел отыскать и соединить воедино все отринутые жестокими чужеземцами куски, лоскуты и обрывочки мира… я объединил их в единое целое и снова вдохнул жизнь во всех его обитателей. А затем я притянул сюда и смерть… ведь жизнь не может существовать без смерти… и граница с Королевством Погибели нужна… А вы… вы не боитесь смерти, чужеземцы?

— Эм… — изрек Док и стушевавшись на этом восклицании, замолк, уставившись в землю.

Остальные промолчали. Мы не боялись. Нет. И не такое видали в прошлом. И успели побывать в страшных баталиях. Но… мы были ошарашены — это самое малое. А еще нас заставляла молчать банальная осторожность. Говорящий с нами был очень могуч — во всяком случае в этих вот его скорбных лоскутных пределах — а еще он был очень зол. Это чувствовалось в каждом его слове, в каждом рычащем и порой скулящем звуке его голоса. Акмэр Чтящий Устои очень сильно походил на крутящегося вокруг нас матерого таежного тигра, что вроде бы и сыт, но все же с трудом сдерживает себя от смертельного броска на одну из этих мягких и вкусных игрушек… Один удар когтистой лапы и…

Похоже, об этом подумал не только я, судя по появившемуся в групповом чате слегка испуганному сообщению от как всегда мудрого Храбра:

«А если он нас раз двадцать убьет забавы ради?».

О да… это будет катастрофой. При каждой смерти в мире Вальдиры ты теряешь часть опыта как минимум, но иногда это еще и потеря уровня, а вместе с ним и пяти баллов ранее распределенных характеристик. Смерть — это всегда трагедия, а в мире Вальдиры это еще и повод для посмертного бешенства.

Если эта выглядящая жутко неуравновешенной шестипалая ручонка вдруг вздумает поиграть нами в бадминтон, то вряд ли мы сумеем отбиться от нее, хотя и постараемся. Если все превратится в цикл «смерть-возрождение», то как и написал Храбр, раз так через двадцать мы… мы потеряем где-то по десять уровней, по пятьдесят баллов характеристик, а заодно кучу здоровья, маны и не только… Вспомнить только завязанную на характеристики и уровни экипировку…

«Не грубите дьяволу» — написал я, вроде бы кого-то цитируя из ранее прочитанного, а может и нет.

Глянув на остальных, проверяя по их лицам, прочли ли мое послание, я заметил нечто вопиющее и, злобно скривив харю, поспешно написал еще одно послание:

«Бом! А ну прекрати, блин! Прямо щас!».

Мускулистая фигура полуорка с крайней неохотой выпрямилась и незаметно отступила на пару шажков назад, пятясь от места, куда треугольный глаз уронил как минимум пару сверкающих слезинок. Не обративший внимания на его телодвижения Акмэр снова замер передо мной:

— Ты глава этой банды…

— Мы не банда — аккуратно поправил я шестипалую ладонь с глазом.

— Шайка разбойников…

— Мы не шайка. Мы…

— Отряд?! — перебила меня рука и принялась загибать один за другим пальцем, начав с большого — Я видел немало отрядов в те древние времена праймеров… почти все они погибли… равно как и одиночки, что осмелились на попытку противостоять суровым законам Вальдиры… а этот мир жесток! Очень жесток!

Это Вальдира то жестока? Да это светлейший мир из светлых… Тут даже нежить вызывает порой умиление… Пусть Вальдира не совсем ванильная и в ее закваску влит стакан кровушки и бочонок тьмы, но все же она не столь уж жестока. Даже будучи одиночкой Крашшотом я вполне справлялся с опасностями игрового мира и меня подкосило безработье в реальном мире.

Но ведь Акмэр говорит не о нынешней Вальдире, а о том изначальном непричесанном мире, где бета-тестеры погибали десятками на каждом шагу. Судя по медленно кивающему Орбу он знал о тех временах многое и полностью был согласен с говорящей злой ладонью.

— Я принял свою участь отвергнутого — вздохнул Акмэр, в виде плотного сжатого кулака с перекочевавшим на пальцы глазом медленно поднимаясь в небесную синеву — Что ж! Пусть отныне малы мои владенья… но они живут по моим законам! — последнее слово он не произнес, а проревел и внезапно