Французы, удивляясь храбрости русского, кричали ему, чтобы он сдавался. Но тот и не думал бросать оружия. Схватка продолжилась. Когда несколько вражеских штыков положили Коренного на землю, вокруг богатыря было немало поверженных им вражеских солдат. И такое уважение он внушил противнику своим мужеством, что в толпе французов, стоявших над павшим героем, не нашлось такого человека, кто добил бы его.

Напротив, насчитав на теле русского солдата 18 штыковых ран, недавние враги уложили его на носилки и доставили на перевязочный пункт. Там французские лекари, удивляясь крепости мышц храбреца, пришли к выводу, что из всех полученных им ран нет ни одной опасной для его жизни. И действительно, после перевязки Леонтий Коренной смог встать на ноги.

Перевязочный пункт посетил со своей свитой император Наполеон, посещение раненых своих солдат он ввел себе за правило, заботясь о своей популярности в армии. Здесь он увидел Коренного, а выслушав доклад о том, при каких обстоятельствах тот попал в плен, изумился.

Вглядываясь в лицо гвардейца, Наполеон спросил через переводчика:

– За какое сражение ты получил крест?

Коренной ответил коротко:

– За Бородино.

Это слово императору переводить было не надо. Страшное сражение под Москвой, как впоследствии писал Наполеон, находясь в ссылке на острове Святой Елены, было самым ужасным из всех 50, данных им. Именно на поле Бородинском начался закат звезды Бонапарта. И как бы живым напоминанием о дне Бородина стоял перед «маленьким капралом» сплошь израненный, но не поверженный русский гвардеец, спасший всех своих офицеров. Наполеон похлопал по плечу Коренного и, повернувшись, сказал своим адъютантам:

– В завтрашнем приказе по армии объявить о подвиге этого русского героя… Я ставлю его в пример всем моим солдатам… Из плена освободить, как только он в состоянии будет добраться до своих…

О подвиге георгиевского кавалера узнала и вся русская армия. За свой подвиг Леонтий Коренной был сразу произведен в подпрапорщики – редкий случай не только в русской армии – и стал знаменосцем родного гвардейского полка.

Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский (1809–1881)

Внук губернатора Архангельска Назария Степановича Муравьева, сын статс-секретаря и управляющего Собственной Его Величества канцелярией Николая Назарьевича Муравьева и Екатерины Николаевны Мордвиновой, дочери порховского помещика Н. М. Мордвинова.

Немалую часть детства он провел в имении отца под Петербургом, впоследствии – Муравьевский переулок[63]поселка Михаила Архангела.

Вместе с братом Валерианом[64]учился в Санкт-Петербурге в частном пансионе Годениуса в доме Резваго (Шпалерная ул., 25), что давало возможность в будущем поступить в Университет.

Н. Н. Муравьев-Амурский

По распоряжению императора Александра I оба сына Николая Назарьевича Муравьева были зачислены в Пажеский корпус.

В 1824 г., в старших классах Пажеского корпуса, Николай Муравьев произведен в камер-пажи и назначен к великой княгине Елене Павловне, жене Михаила Павловича, младшего брата Александра I. Много позже она способствовала назначению Муравьева генерал-губернатором Восточной Сибири.

В 1827 г. он окончил Пажеский корпус с золотой медалью и поступил прапорщиком в лейб-гвардии Финляндский полк. Вместе с полком принимал участие в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг. (19-летний Николай участвовал в осаде крепости Варны) и в подавлении Польского восстания 1831 г.

В 1833 г. Муравьев в чине штабс-капитана оставил военную службу. Следующие пять лет он провел в Виленской губернии в имении Стоклишки, пожалованном его отцу в пожизненное владение, где занимался хозяйством.

Когда генерала Евгения Головина, при котором Муравьев во время военных действий ранее состоял адъютантом, назначили командующим отдельным кавказским корпусом, Муравьев был определен к нему для особых поручений (в 1838 г.) и несколько раз принимал участие в походах против горцев.

С 1840 по 1844 г. Муравьев – начальник одного из отделений Черноморской береговой линии и в этой должности участвовал в усмирении племени убыхов.

В 1841 г. Муравьев произведен в генерал-майоры. Но из армии ему пришлось уйти в 1844 г. – на этот раз окончательно. Обострившаяся болезнь потребовала серьезного лечения, и Николай Николаевич уехал во Францию.

В 1846 г. Муравьев назначен исправляющим должность военного губернатора Тулы и тульского гражданского губернатора. Он обратил серьезное внимание на нужды губернии и в отчете о первой своей ревизии указал на неудовлетворительное состояние тюремных помещений, на упадок сельского хозяйства, для помощи которому он планировал учреждение в Туле губернского общества сельского хозяйства. Он первый из губернаторов поднял вопрос об освобождении крестьян: девять помещиков подписали подготовленный с подачи Муравьева адрес (обращение) государю. Дело осталось без движения, но Николай I обратил внимание на Муравьева как на «либерала и демократа». Посетив Тулу, император 5 сентября 1847 г. на почтовой станции Сергиевской объявил Муравьеву о назначении его на должность исполняющего обязанности генерал-губернатора Восточной Сибири.

Еще до отъезда в Сибирь Муравьев заручился помощью Г. И. Невельского,[65]исследовавшего устье Амура и остров Сахалин, в течение 1851–1853 гг. производились исследования лимана Амура, острова Сахалина; везде были основаны русские поселения.

Приближавшийся разрыв с западными державами заставил правительство обратить внимание на защиту Камчатки; единственный удобный путь, которым можно было туда отправить войска, был водный путь по Амуру.

11 января 1854 г. императором Николаем I Муравьеву предоставлено право вести все сношения с китайским правительством по разграничению восточной окраины и разрешено произвести по Амуру сплав войска.

В мае 1854 г. произошел первый сплав, год спустя – второй, с которым прибыли на устье Амура первые русские поселенцы.