– «А Лёшка сопел, сопел… да и вставит!».

– «Да! его конец никогда не падает духом! Наш пострел – везде посмел!» – сумрачно и даже, как показалось Гудину, чуть грустно резюмировал Платон.

Тогда ещё никто в их коллективе не знал о фактическом крахе второй семьи Алексея.

Примерно через месяц двоюродная сестра Ксении Наталия сообщила, что в сдаваемой ею семье Алексея квартире, настоящий бардак.

Оказывается, после уезда от тёщи, Алексей с семьёй прожил в ней считанные дни, а затем иногда ночевал там уже с любовницей Ольгой.

Унитаз совершенно не функционировал. Мужу Наталии Александру пришлось, шаря голой рукой в размокшем дерьме, извлекать одну за другой мелкие детские игрушки, полностью забившие сток. Все замки шкафов были искорёжены. Под кроватью в изобилии валялись использованные презервативы. В раковине на кухне – гора давно немытой посуды. Регулятор газовой колонки сломан. Кругом пыль и грязь. Наталья сразу же сообщила Алексею об аннулировании договора аренды, и попросила его немедленно съехать. Тот в оправдание стал объяснять, что, якобы, предоставлял жильё недавно вернувшейся из тюрьмы своей двоюродной сестре с её взрослым сыном, которым негде было пока жить.

Позже, кстати, выяснилось, что бедняжка сестра сдавала втридорога свою трёхкомнатную квартиру, при этом, не работая и спокойно, вполне приемлемо, существуя, вместе с также не работающим сыном, на образовавшуюся дельту от разницы между оплатой за неё и смешной ценой вечно приличествующей Натальи за её двухкомнатную квартиру.

К тому же, как продолжил Алексей, его жена Светлана вернулась с детьми к матери, а за квартиру уже было уплачено.

В общем, несчастный поднаёмщик полностью опозорился в глазах Наталии и Ксении, которая почему-то очень давно считала Алексея придурком.

И только со временем, прилично поработав рядом с сыном гения, Платон подивился прозорливости своей жены.

А поначалу Алексей предстал Платону активным в делах, постоянно стремящимся к совершенству, но в то же время нечестолюбивым человеком.

Он обладал явными творческими способностями и тонкой интуицией. Эти качества не раз помогали ему в новых делах.

Одновременно с этим Алексей был брезглив, а также раним и обидчив.

Будучи патологически неаккуратным, он, почему-то также не чурался делать замечания своим коллегам по поводу их неаккуратности.

Как-то раз Алексей сделал замечание Марфе Ивановне за всегда оставляемый ею в двери ключ:

– «Не надо держать здесь ключ! А то с него слепок сделать – одна минута!».

В другой раз по поводу замечания Алексея в адрес Гудина, Платон предложил тому:

– «Вань! А ты следующий раз просто скажи: Виноват, сынок! Исправлюсь! Может ему стыдно станет?».

Досталось как-то и Платону. В один из дней Алексей с Надеждой вернулись с обеда. Платон в офисе был один. Дверь естественно была открыта.

Но Платон в момент появления коллег был уже не в самом офисе, а вне него, рядом, в коридоре.

– «Ты чего, дверь не запираешь?!» – начал необоснованно задираться Алексей, изображая, что шутит.

– «Лёш! Ты сегодня какой-то усталый!?» – издалека начал Платон плетение своей сети.

– «Да, нет!?» – настороженно и удивлённо ответил тот.

– «Тебе надо срочно поесть! Чтобы мозги лучше работали!» – продолжил Платон добивание молодого хама.

– «А я только что поел!» – совсем уж было удивился непонятливому коллеге Алексей.

– «Тогда скорей садись, молчи и жди, пока усвоится!» – поставил Платон победную точку.

Алексей, хотя и сам был виноват в этом, но всё же, конечно, затаил обиду на Платона, и при случае это продемонстрировал.

Собираясь загружать очередную партию коробок, Платон, боясь, что Алексей снова что-нибудь забудет, спокойно, без задней мысли, спросил его:

– «А ты, документы все взял?».

Тот, как часто бывало и ранее, не зная, что и сказать, ответил на вопрос своим вопросом:

– «А где приготовленные коробки?».

Платон, которому давно надоело это бескультурье, на этот раз тоже не ответил, недовольно пробурчав про себя, подражая Алексеевским усмешкам:

– «А ты всё не слышишь?!».

Но иногда Платону приходилось наоборот, даже выручать Алексея от редких, а потому вопиющих, неумных нападок на него других коллег по работе, и даже, в частности, их начальницы.

Как-то раз Платон продемонстрировал коллегам шутку с шестнадцатью палочками, якобы считаемыми в момент их написания и скороговорки:

– «Я пишу, пишу, пишу! Шестнадцать палочек пишу! Если Вы не верите, возьмите и проверьте!».

Алексей пошёл к столу Платона, убедиться в правильности подсчитанного, однако был остановлен, всегда ревнующей Платона к его успехам и авторитету в коллективе, бесцеремонной Надеждой Сергеевной:

– «Алексей! Ты куда пошёл?».

Платон тут же вступился за коллегу, ставя зарывающуюся директрису на место своим откровенным ответом на её глупо-беспардонный вопрос:

– «Палочки считать!».

– «Нет, я лучше их брошу!» – обиженно, и даже вызывающе нахально, но с серьёзным видом, двусмысленно пошутил в пику всему Алексей, вызвав тут же смех у, не ожидавших такого смелого ответа, Гудина и Платона.

Чувство юмора вообще было присуще Алексею, и он часто очень даже удачно и к месту им пользовался.

Отмечая очередной праздник в ресторане «Ёлки-палки», их компания уже изрядно выпила и подкрепилась, после чего Гудина естественно повело на комментарии им увиденного.

В этом ресторане посетители подходили к «телеге» с едой и брали всё, что хотели, и в любых количествах.

Узрев толстую женщину, набирающую еду себе в тарелку, он тут же саркастически высказался по поводу любви некоторых женщин поесть, исподволь намекая и на своих сотарелочниц:

– «Такую жену заимеешь, утром проснёшься, глядь в холодильник, а там пусто!?» – захлёбываясь в собственном смехе, поведал насмешник.

Тут же Алексей, обращаясь к Гудину, не преминул продолжить шутку:

– «И часто так бывало?!».

Их всеобщий смех сразу затмил неудобную, двусмысленную ситуацию, а Алексей этим разрядил обстановку.

Чуть позже, он прокомментировал задержку им своих, уже поевших, коллег обещанием сладкоежки скоро закончить трапезу:

– «Ещё один маленький кусок торта съем…».

На что, заждавшийся всех Платон, без злого умысла, не думая о последствиях, и больше по-привычке, не преминул вставить:

– «А потом большой!».